Барлес посмотрел на мертвую корову, потом на свое отражение в осколках стекла, торчавших в оконной раме, и поморщился. Ужас можно испытать на себе или наглядно показать, но передать в полной мере – никогда. Людям кажется, что апофеоз войны – это трупы, кишки и кровь. Но ужас – это нечто совсем простое: скажем, взгляд ребенка или пустое лицо солдата, идущего на расстрел. Или глаза брошенной раненой собаки среди руин, ковыляющей за тобой с перебитой пулей лапой, и ты убегаешь от этой собаки, пряча глаза, потому что у тебя не хватает духа ее пристрелить.
«Иногда ужас обретает имя и зовется домом для престарелых в Петрине», – думал Барлес, подходя к Маркесу. Тот как раз закончил с коровой и, не снимая с плеча «бетакама», прикуривал следующую сигарету.
– В подвале что-то есть? – спросил оператор.
– Как обычно: дети, женщина. И старуха.
Маркес выпустил струйку дыма изо рта и осмотрелся по сторонам, как будто все еще подыскивая, что бы ему снять.
– Страшно быть старым, – вздохнул Маркес, и Барлес знал, что этот комментарий относился к войне. Потому что Маркес, о чем бы ни говорил, всегда имел в виду войну.
– Однажды этого ничего не будет, – произнес Барлес. – Я имею в виду все это, и нас с тобой в том числе.
Маркес прищурился и кивнул:
– Я предпочитаю так далеко не заглядывать. – Он глубоко затянулся и, немного помедлив, невесело рассмеялся. – Вот поэтому я и курю по две пачки в день.
– Н-да. Уж лучше так, чем приют в Петрине.
Барлес знал, что в голове у Маркеса крутилась та же навязчивая мысль: глаза его смотрели в никуда, а лицо окаменело. Они наткнулись на дом престарелых в самом начале войны, когда половина Петрини, откуда уже эвакуировались хорваты, еще не перешла в руки сербов. Эта была территория команчей в чистом виде: они осторожно двигались по опустевшему городу – каждый по своей стороне улицы, – вглядываясь в окна домов и останавливаясь на перекрестках, опасаясь снайперов, а под ногами хрустело битое стекло. C дрожью в паху и животе, какая возникает от осознания того, что ты один на этой ничейной земле. Должно быть, они тогда искали что-нибудь съестное в наполовину разграбленном магазине: шоколад, печенье, бутылку вина. Позже, в одном из универмагов, где уже побывали мародеры, Барлес нашел подходивший ему по размеру свитер из английской шерсти, а Маркес – галстук-бабочку, которую нацепил на шею поверх рубашки цвета хаки. Потом они снимали подводку на площади, изрытой воронками взрывов: «Мы находимся в этом покинутом всеми городе» – и так далее… Барлес с микрофоном «Телевидения Испании» в руках и Маркес, занятый своим средним планом, одним глазом приникнувший к видоискателю камеры, другим следивший за обстановкой вокруг. И вдруг, когда они уже собрались уходить, они наткнулись на дом престарелых.