Бедовый месяц

Дорожный сундук из холла исчез, и на меня нахлынуло страшное ощущение абсолютно пустого дома. Похоже, муж мастерски разворошил у меня внутри осиное гнездо из жалящих чувств, довел до снов с раздачей брачных долгов и вернулся в столицу.

– Клементина, когда уехал Филипп?! – врываясь на кухню, выпалила я и резко остановилась.

Мой драгоценный супруг стоял возле зажженного очага и разбивал в скворчащую сковородку куриное яйцо!

– Я все еще здесь. – С обаятельной улыбкой Филипп обернулся. – Доброе утро.

– Угу.

Казалось, что меня занесло в альтернативный мир, где жил совершенно другой Филипп Торн. Он не побрился! Волосы, обычно лежащие в идеальном порядке, были растрепаны, словно после пробуждения он торопливо пригладил их пятерней и отправился осаждать кухню. О вчерашней драке практически ничего не напоминало, а бледные следы спрятала темная щетина.

– Что ты делаешь? – медленно спросила я, подобрав отпавшую челюсть.

– Готовлю тебе на завтрак глазунью, – жизнерадостно объявил он.

Он в курсе, какое сложное блюдо – глазунья? Я пыталась ее жарить целых три раза. Ни разу не удалось. Да она королева яичниц!

– Филипп, ты когда-нибудь что-нибудь готовил? – с надеждой спросила я.

– Нет, – излишне бодро признался он. – Но Клементина объяснила, что и за чем идет. Ничего сложного. У меня отлично получается!

С важным видом королевского повара он разбил яйцо о край сковороды и, оставив на стенках белые полоски свернувшегося белка, вдохновенно отправил в раскаленную сковородку. Скорлупа упала следом. Раздраженно цыкнув, Филипп попытался пальцами выудить лишние элементы из будущего завтрака. Потом схватил вилку и принялся шуровать в сковородке.

– А где сама Клементина? – осторожно приближаясь к очагу, спросила я.

– С Ренделом ушла в участок вернуть кочергу и подать жалобу на оскорбление семейной чести и достоинства. – Он все-таки вытащил из яичницы большой осколок скорлупы и бросил в тарелку. – Я пообещал им своего законника, если дело не выгорит.

Я с опаской посмотрела внутрь шипящей сковороды. Наслоенные друг на друга яичные кругляши, местами побелевшие, местами жидкие, называть вкусным словом «глазунья» было преступлением против законов кулинарии.

– Что думаешь? – поинтересовался Филипп.

Что мы обречены как минимум на несварение. Уверена, это будет достойным завершением нашего медово-бедового месяца и брака в целом… С другой стороны, повара обидеть может каждый. Не каждый потом сможет убежать! Вполне вероятно, правдолюба догонят и насильно накормят свободной вариацией на тему глазуньи.

Вряд ли Филипп поступил бы как кулинарный маньяк, но бегала я по-прежнему плохо и решила быть дипломатичной:

– Может, дождемся Клементину?

– Сам справлюсь! – заявил он и озабоченно посмотрел вокруг: – Она что-то говорила о соли и перце…

– Филипп, буду откровенной, но эту глазунью уже не спасти! – резко высказалась я. – Она нас покинула! Снимай сковородку, пока есть что хоронить. Иначе она похоронит нас.

– Повнимательнее посмотри, леди Торн! Она похожа на приличную еду…

– Сейчас же!

Мгновением позже сковородка взлетела в воздух и застыла над очагом. Из круглого отверстия вырвались языки пламени. Вокруг них заплясали магические искры, и огонь медленно погас. На кухню опустилась тишина, разбавленная ворчливым шипением неудавшегося завтрака в сковороде.

– Тереза, ты чудесно выглядишь, – вдруг произнес Филипп и как-то ловко начал оттеснять меня к кухонному прилавку.

– Чего?

– Мне нравится твое платье, – продолжил он.

Нахмурившись, я покосилась на скромное серое платье в мелкий белый цветочек, купленное еще во время учебы в пансионе.

– Старое.

– Тебе очень идет, – уверила альтернативная версия моего высокомерного мужа, попавшая в наш мир из параллельного. – Ты поменяла прическу?

Невольно я пригладила свободно торчащие, неприбранные кудри, спадающие до самой талии.

– Просто плохо расчесалась.

– Вот как? Тебе идут твои волосы. Они такие…

Тут до меня дошло, что за внезапный приступ лести случился у моего здравомыслящего (но не сегодняшним утром) мужа.

– И какие у меня волосы? – вкрадчиво уточнила я.

– Кудрявые и длинные.

– Про руки тоже что-нибудь скажешь? – Я продемонстрировала ему ладони. – Ноги тоже можешь похвалить. Как считаешь, они мне подходят?

– Как по тебе сшиты, – с трудом сдерживая улыбку, согласился Филипп.

– Было бы обидно, будь одна длиннее, а другая короче, – с ехидством добавила я. – Но ты все равно бы отвесил им комплимент. Так?

– Без сомнений. Несовершенства делают людей непохожими.

Филипп уперся ладонями в край столешницы и, фактически заключив меня в капкан рук, склонился.

– А еще у тебя удивительные глаза, Тереза, – тихо проговорил он, и я замерла. – Я начал осознавать, что потеряюсь в них, в тот момент, когда в храме поднял тебе фату. Ты смотрела с любопытством. Никакого жеманства. Мне следовало тогда понять, что наша жизнь не будет скучной.

– Господин Торн, вы пытаетесь помириться по инструкции о дрессировке мужей? – с горящими щеками тихо прошелестела я.

– Я решил, что мой способ несвоевременен.

– Верно, – прошептала я. – Вам стоит еще чуточку мне польстить.