Захаров неприятно рассмеялся. В горле забулькало, и он, сморщившись, вновь прижал окровавленную ладонь к коже.
– Это мы еще поглядим, – пообещал он.
Я не ответила, не издав ни звука, даже когда меня рывком подняли с пола и потащили к выходу. В болтающейся, как шарик на ниточке, голове билась обреченная мысль: сколько бы раз тебя ни убивали, привыкнуть все равно невозможно. А потом сознание великодушно уплыло, и я с наслаждением провалилась во тьму, ни о чем не думая и не волнуясь.
В отличие от других моих кошмаров, этот отличался поразительной сюрреалистичной картинкой. Находясь внутри, я барахталась в нем как в липкой паутине, понимая, что все это не наяву, и тем не менее не могла вырваться. Небо полыхало закатом, посреди которого болтались сразу три ослепительных солнца, пляшущие в безумном хороводе. Багровый цвет заливал небеса, переходя в пурпурно-фиолетовый, а потом почему-то в желтый. До самого горизонта расстилалась черная гладь, то ли воды, то ли нефти, в которой плавали белые шляпки шампиньонов с проваленными ямами глазниц. Черная жижа отражала солнца, но отражения не двигались, образовав странно знакомый треугольник, в котором, приглядевшись, можно было увидеть череп, оскаливший пасть. В небесах летали черные птицы, образуя неправильную восьмерку или знак бесконечности.
Передо мной в воде стояли ряды черных кресел, пропитанных смолой, и в каждом из них сидел человек и смотрел на меня, не шевелясь, но я знала, что среди них нет ни одного живого. Чтобы понять это, достаточно было одного взгляда. Глядя на разъеденные тела, я не могла сообразить, что за страшная болезнь убила этих людей, узнавала и не узнавала их лица. Пролетая над ними, вороны каркали, а потом начинали дымиться и падать, сгорая дотла у самой воды.
От горизонта ко мне приближалась маленькая весельная лодка с одиноким гребцом. Яркий свет бил мне в лицо, и я никак не могла разобрать, кто это собирается врезаться в берег, в эти застывшие, как скалы, кресла с мертвецами. Неподвижные тела покойников по мере приближения лодки начали проявлять признаки жизни, шевеля разваливающимися конечностями и теряя кости и зубы. Чем ближе подплывал гребец, тем сильнее волновались мертвецы, пытаясь встать и повернуться к надвигающемуся путнику. Когда лодочка приблизилась настолько, что гребца уже можно было разглядеть, я в ужасе прижала руку ко рту.
В ней сидела девочка лет десяти, маленькая, худая и с виду очень голодная, в простеньком ситцевом платье и драных колготках. На ее руках были браслетики-фенечки из дешевого бисера, а на шее – веревочка с фиолетовым камушком чароитом, найденным в куче песка. Зеленые глаза девочки глядели на меня с мольбой и ужасом.
Покойники, рассыпаясь на ходу, с ловкостью пауков выбирались из своих кресел и лезли в черную воду, загребая костистыми лапами. Я закричала девочке, чтобы предупредить, но изо рта не вырвалось ни звука. Ноги влипли в землю, и, когда я рванулась, кожа слезла с них до самых колен, как чулки, абсолютно бескровно и безболезненно, обнажив связки мышц и зеленоватый гной, струящийся на землю. Я упала, прилипнув к земле руками, сорвала кожу и снова упала, прижавшись всем телом и погружаясь в поедающую меня жижу все глубже. Все происходило в полной тишине, отчего становилось только страшнее. Я пыталась предупредить девочку, что подплывать к берегу ни в коем случае нельзя, но никак не могла. Мой рот уже погрузился под кислотную жидкость, и я из последних сил старалась не разжимать то, что у меня осталось от губ, чтобы не впустить в себя яд. Мертвецы плыли к девочке, а та лишь смотрела, как они, скребя когтями, царапают борта лодки, протыкая их насквозь, как парусину. В молчаливой панике девочка перебралась на корму, в то время как нос лодки начал погружаться в воду. Покойники забирались в лодку, делая ее все более и более тяжелой, остатки их плоти, разъеденные черной вулканической лавой, опадали с тел, как грязь. Часть мертвяков падала в воду и исчезала навсегда, но двое или трое добрались до девочки, вцепившись в ее руки и ноги. Особо усердствовал один, высокий мужчина с лысым черепом и злым взглядом уцелевшего глаза. Поначалу девочка даже не сопротивлялась, но, когда кислотные воды дошли до ее ног и начали сжигать кожу, девочка стала вырываться, открывать рот в безмолвном крике, однако покойник цепко держал ее за запястья до тех пор, пока вся компания не погрузилась в черные волны. И только тогда я закричала, впуская в свой желудок разъедающий фонтан чужой ненависти, понимая – только что я снова умерла.
Я очнулась от боли, когда приложилась виском обо что-то твердое, глухо вскрикнула и открыла глаза, не понимая, что со мной происходит. Картинка, что предстала перед моим взором, была дерганой, мутноватой, я вновь почти не видела левым глазом. Закрыв глаза, я прислушалась к ощущениям организма, попытавшись понять, что чувствую и где нахожусь.