Беглая княжна Мышецкая

Атаманов есаул Оброська Кондак сыскал Михаила Хомутова среди самарских конных стрельцов, негромко обсуждавших перипетии минувшего сражения, взял за руку и отвел подальше от посторонних ушей – а стояли они теперь на верхней стене против кремля, недалеко от все еще тлеющей и дымящей груды дров под стенами.

– Лазарка Тимофеев мне на тебя указал, сотник, как на человека, готового за атамана голову положить, – а сам смотрит испытующе острым взглядом и будто в раздумье шевелит длинными черными усищами: не исключено теперь, когда атаман тяжело ранен, кому-то от страха захочется и в сторону отбежать, пока жареным не запахло!

– Не только я, но и вся полусотня… – начал было уверять есаула Михаил Хомутов, готовый на любое дело ради атамана.

– За всех не ручайся, сотник. Предают не чужие, свои же, – довольно резко прервал его Оброська Кондак. – Атаману худо от ран, он то и дело теряет сознание, а очнувшись, саблю ищет и в сечу норовит кинуться сызнова… Крестная его матушка Матрена Говоруха теперь хлопочет около него, а ей в подмогу сын ее Яшка да зять Ивашка Москаль, чужих никого и близко не подпускают. Так вот, порешили походные атаманы Лазарка да Ромашка с Ярославцевым отнести Степана Тимофеевича на его струг, там же продолжить лечение.

– Уходим из Синбирска? – удивился Михаил Хомутов. Несмотря на неудачу минувшего дня, он чувствовал, что сражение еще можно выиграть, сил для того достаточно. Да если, к тому же прослышав о приходе к Синбирску воеводы Борятинского, сюда днями подойдет со свежими отрядами с засеки Василий Серебряков или и от походного атамана Харитонова помощь грянет тысяч в десять казаков, то быть воеводе опять битому!

– Не уходим, сотник, а в ночь сызнова запалим дрова и будем жечь кремль. Перебежчики сказывали, что не много у воеводы Милославского в городе воды припасено, там один всего худой колодец, скоро нечем будет на стену поливать. Тут мы и кинемся на кремль. Ну а случись какая негаданная неудача? В сутолоке сражения не просто будет Степана Тимофеевича на носилках из острога на берег выносить. Казаки увидят и вовсе духом упадут, подумают, что атамана спасают донцы, а их хотят бросить на волю воеводам.

– Что мне делать? – нетерпеливо спросил Михаил, готовый выполнить любое поручение, лишь бы облегчить участь войска и атамана, а сам с тоской на сердце успел подумать: «Только бы выжил Степан Тимофеевич, иначе войско и в самом деле страхом наполнится, робость в души войдет».

– Тебе и твоим стрельцам выстроиться цепочкой вдоль волжской кручи и стеречь, чтобы никто не лез к речному спуску до стругов. И чтобы никто не прознал о переносе атамана. Начнут толковать по-всякому, а дурной и вовсе заорет, что атаман войско кинул!

– Когда идти в охрану? – уточнил Михаил Хомутов, в уме прикидывая, хватит ли его полусотни стрельцов закрыть нужное место?

– А как кинутся казаки на приступ кремля или учнут хорошенько поджаривать воеводу, так и понесем атамана в закрытых носилках. С ним в охране будут верные донцы с Мишкой Ярославцевым. Походные атаманы будут с войском кремль добывать и воеводу Борятинского к городу не допускать, чтоб приступу не мешал.

– Уразумел. Сей же час выведу своих стрельцов конно из острога к берегу. Когда изготовитесь переносить Степана Тимофеевича, дайте знак людей выстроить.

На том и разошлись. Созвав своих стрельцов, Михаил Хомутов вышел с ними из острога и расположился недалече, так что виден был и острог, и насыпной вал с башнями, и горы вновь заготовленных дров для примета к кремлю, и струги, ткнувшиеся носами в песок, под стать несчетной гусиной стае, подплывшей к берегу подкормиться. Быстро сгущались сумерки, из острога пошли к насыпному валу и встали за ним тысячи казаков, готовые к последнему – это уже все понимали – приступу. На башни подняли оставшиеся в войске пушки. Ударили первые залпы, и по знаку Лазарки Тимофеева по цепочкам потекли приметные туры – тугие пучки соломы, в которые были заложены порох и сухие щепки для лучшего воспламенения. Теперь уже сами казаки, пометав часть дров в туры, кинули вслед за турами зажженные факелы, вызвав под стенами новое пожарище. Со стены кремля вниз плескали ведрами воду, какие-то мокрые полотнища, стараясь притушить все растущее и растущее пламя, – шла борьба не на жизнь, а на смерть, это понимали обе стороны.

Близилась полночь, когда дозорные казаки вывели из мрака к острогу какого-то человека. Михаил Хомутов тут же подъехал узнать, кто и зачем явился средь стана – казаки держали рейтара, и тот, признав в Хомутове сотника стрельцов, огорошил его:

– Доставьте меня к Степану Тимофеевичу! Государево, то бишь, атаманово слово и дело!