— Не передергивай. Инициатива была полностью с моей стороны. Силой, можно сказать, умыкнул, — возразил Зотов, пытаясь перехватить инициативу разговора.
Поскольку все это время Вениамин продолжал наигрывать на гармошке какой-то неразборчивый старый вальсок, а Ольга по-прежнему стояла перед отцом Дмитрием, тот наконец не выдержал.
— Правда, не танцую. Не умею.
— Что ж, как говорится, Бог подаст, — развела руками Ольга. — Придется танцевать в одиночестве. В полном соответствии с окружающей действительностью. Маэстро, прошу плясовую! Отмечать так отмечать.
Вениамин послушно стал подбирать такты плясовой. Ольга, подбоченясь, вызывающе пошла было в пляске вокруг стола, но на полпути испуганно вскрикнула и остановилась, чуть ли не вплотную столкнувшись с возникшей из темноты Женщиной. Отбежала в сторону и спряталась за спину аккомпаниатора. А тут ещё, совсем как в театре, за стенами бывшего особняка прокатился довольно серьезный раскат грома. Вениамин перестал играть и, разглядев в чем дело, негромко выругался и, переждав очередной всплеск грома, обращаясь ко вновь возникшему явлению. заговорил уже в полный голос: — Ты мне уже во второй раз музыку портишь. Какого тебе… извиняюсь… надо? Объявляешься, понимаешь, под руку. Ладно бы живая была, а то ни хрена не понять — живая не живая.
Ольга снова вскрикнула и подбежала поближе к отцу Дмитрию. Женщина подалась немного вперед и вошла в круг света.
— Я, дядя Веня, сама не знаю. Хожу тут как неживая.
— Не знаешь, так и сиди на своем месте! — продолжал ругаться Вениамин. — Ходит тут, понимаешь… Можно я, господа-товарищи, — обратился он к Бове, — ещё маленько употреблю. А то сижу, как черт в рукомойнике — то ли мыться, то ли бриться, то ли тараканов пугать. Ни внимания, ни понимания — чего, как и зачем.
Налил себе водки.
— Я бы тоже не отказалась, если дадите, — неожиданно попросила Женщина. — А то до утра ходить и ходить.
— Бова, налей ей, — приказал Зотов. — Вам что? — развернулся он к Женщине: — Коньяк, водку, шампанское, ликер?
— Красненькое. Красненькое уважаю…
— Точно Катька, — уверенно и громко заявил Вениамин. — Привычка и на том свете не водичка. Покойница красненькое очень даже уважала.
— Не морочьте голову! — истерично вмешалась Ольга. — Какая она покойница?
— Помнишь, я у тебя на поминках играл? — спросил Вениамин Женщину, которая уже подошла к наливавшему вино и протянувшему ей стакан Бове.
— Чего-то играл… — осторожно взяла протянутый Бовой стакан Женщина. — Спасибочки…
Сделала несколько глотков, задохнулась от удовольствия, деликатно откашлялась и решила наконец рассказать, как было дело.
— Тогда ведь не я померла, а бабка наша.
Допила оставшееся в стакане вино.
— Интересное дело, — никак не мог успокоиться Вениамин. — А в ящике кто лежал? Ты лежала. Как сейчас помню.
— Маленько полежала, чего там. Тетка мне говорит: «Полежишь, юбку новую справлю». Им, главное дело, документы было изготовить, что я померла, а не бабка. Фельдшер за полпоросенка справку выдал, а я сюда потом. Тут-то мне хорошо было. Ты, говорят, смирная, мы тебя лечить не будем. Живи какая есть.
— Бова, ты что-нибудь понимаешь? — спросил Зотов.
— Местный фольклор, — довольно быстро нашел тот подходящее объяснение.
— Ни за что бы в гроб не легла, даже на пять минут. Ужас какой! — возмутилась Ольга.
— Ничто, — усмехнулась Женщина. — Во двор только захотелось. Еле стерпела.
— Должен же быть какой-нибудь смысл? — спросил Зотов.
— Смысл, товарищи и господа, очень даже простой, — стал объяснять Федор Николаевич. — Бабка у них пенсию получала, на которую, можно считать, всем семейством существовали. Вот и похоронили её вместо бабки. То есть бабку, конечно, похоронили, а пенсия до сих пор идет. Так?
— Добавили ещё, — пояснила Женщина.
— За что? — заинтересовался Вениамин.
— В войну, говорят, очень хорошо бабуля работала.
— Кому поживется, у того и петух несется, — проворчал Вениамин. — С тринадцати лет на тракторе — ни пенсии, ни прибавки.
— Ты не тракторист, а артист и аферист, — продолжил свои обличения Вениамина Федор Николаевич. — Всю жизнь по пьянкам и по бабам. За что тебе пенсию?
— А хотя бы за любовь мою. Сколь у нас в окрестностях баб одиноких — считать не пересчитать. И каждой, хоть маленько, а иногда хочется. Закон существования. Врать не буду, старался. Так разве всех обеспечишь? Но старался по мере сил и возможностей. Где прыжком, где бочком, где ползком, а где и на карачках. А теперь объясняют — стажу не хватает. Откуда его хватит, если весь без остатка раздал? Если бы не гармошка, хоть вовсе помирай. Вот и получается — собаку съел, да хвостом подавился.
— Мы тебя, дядя Веня, завсегда уважали. И раньше, и до сейчас. Без отказа жил, дай Бог каждому так-то.
Женщина хотела было показательно поклониться Вениамину, но не устояла на ногах и села на соседнюю урну.
— Ой, с голодухи прям в голову вдарило. Все кругом пошло…
— Дай ей поесть! — приказал Зотов.
Бова придвинул Женщине тарелки с закусками, сунул прямо в руку бутерброд. Та непонимающе осмотрела его, осторожно откусила.
— Теперь все заболеем и помрем, — громко заявил Ленчик.