Беглец

— Любая биографическая книга, как правило, начинается с места и времени рождения, имени, фамилии и места работы родителей. Помните, Федор Николаевич, как мы с вами пытались разобраться в местной хронологии? Для тех, кто не в курсе — Федор Николаевич местный Нестор-летописец. Каюсь, Федор Николаевич, что соврал вам тогда, что движим исключительно интересом к истории района. На район мне было в высшей степени наплевать. Главное — надо было досконально выяснить, что здесь происходило в год рождения шефа. Не вообще происходило, а происходило с многоуважаемой Прасковьей Ивановной Зотовой, гордостью и, можно даже сказать, знаменем района. А происходили, как выяснилось путем терпеливого опроса местных жителей и тщательного исследования чудом сохранившихся бухгалтерских документов совхоза, довольно интересные вещи.

— Короче, — поторопил его по-прежнему стоявший на ногах Зотов.

— Можно короче, — согласился Бова. — Именно в этот год впервые за десятилетия героического, беззаветного служения партии и народу, повторяю — впервые! — Прасковья Ивановна исчезает из родного совхоза на целых пять месяцев, якобы для повышения партийной и производственной квалификации в областном центре. Излишне, думаю, говорить, что архивы и протоколы в областном центре в отличие от районных находились в идеальном состоянии. И поскольку фамилия Прасковьи Ивановны Зотовой не фигурирует ни в одном из списков слушателей этого весьма серьезного заведения, а именно, партшколы, и именно в том году, то возникает резонный вопрос — где она отсутствовала пять месяцев.

— Год-то какой? — выкрикнул взбудораженный и явно выбитый из своей привычной балагурной колеи Вениамин.

— Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый.

— Ей уже за сорок было.

— Чуть-чуть за сорок. Только что орден Ленина вручили, в газетах пишут, кинохроника снимает, и вдруг такая неосторожность.

— Я бы за такую «неосторожность» ей бы ещё один орден выдала.

— Прасковья не такая была! — горячо возразил Вениамин.

— Какая «не такая»? — сделал вид, что не понял Бова.

— Не бросила бы она пацана.

— Вот. И вы говорите про пацана, а не про существо противоположного пола.

— Так это… — растерялся Вениамин. — Начальник говорит.

— А начальник наш всегда глаголет истину. Особенно в данном случае. Уважаемая Прасковья Ивановна уехала на пять месяцев не для повышения уровня образования, а к какой-то знакомой в соседнюю область, где благополучно произвела на свет… — Бова показал на Зотова.

— А доказательства имеются? — не сдавался Вениамин. — Я, к примеру, про гражданочку тоже могу наговорить что пожелается. Так она за это имеет право, извиняюсь, мне по морде. А с Прасковьи теперь взятки гладки, каких хочешь собак можно понавешать. Мало ли кто к ней примазаться теперь захочет.

— Зачем? — озадаченный неожиданным несогласием Вениамина, спросил Бова.

— Чего зачем? — не понял Вениамин.

— Зачем примазываться? Смысл?

— Ну… Она женщина известная.

— Была. Была известная. В давно прошедшем времени. Сейчас эта известность равна полноценному нулю. А вот о предпринимателе Сергее Зотове знают даже в Москве. Читали про «Новогоднее покушение»? По трем каналам Всероссийского телевидения сообщали.

— Награду огромную обещали за содействие в поимке, — добавил Федор Николаевич.

— Поймали? — заинтересовался Вениамин.

— Ловят, — недовольно буркнул Бова.

— Бог спас, — перекрестился отец Дмитрий.

— Бог? — резко развернулся Зотов к священнику.

— Не иначе, — кротко подтвердил отец Дмитрий. — Читал я про это покушение. Пять раз стрелял — и живой.

— Живой?! — Сергей отошел от стола, чтобы батюшка получше разглядел его сегодняшнее состояние, но, не удержавшись на ногах, буквально упал в свое стоявшее за спиной кресло.

— Это — живой? Смотрите… Лучше сморите, батюшка. Пожелали бы вы врагу своему такой жизни? Пожелали бы?

— Нет. А роптать бы не стал. Бог по силе крест налагает.

— Ждал, скажете, «за грехи».

— И за грехи тоже.

— Не было у меня таких грехов.

— Потому и живы остались.

Ольга не выдержала:

— Хватит! Ему сейчас нельзя волноваться.

— Нравятся мне эти советы, — снова вскинулся было Зотов, но тут же упал снова в кресло. — Ещё бы сказали — как? Ничего не делать? Молиться? Бога благодарить? — Подъехал в кресле вплотную к отцу Дмитрию. — За грехи, значит? Согласен, сейчас пусть за грехи. А за какие грехи в детдом? Сколько мне тогда было, Бова? Восемь месяцев?

— Давай придерживаться фактов. В детдом тебя отдали, когда у неё со здоровьем полная безнадега выяснилась.

Повисла долгая напряженная тишина.

— Ты мне об этом не говорил, — растерянно пробормотал Зотов.

— Рано или поздно пришлось бы. Родных у неё ни души. К какой там сестре Николай рванул — полная туфта. Поэтому и отсутствует в настоящий момент. А насчет «с кем?» — полная неизвестность. Ни единого мало-мальски правдоподобного свидетельства. Землю рыл. Полная безнадега.

Снова зависло напряженное молчание. Сидящие за столом, казалось, боялись даже пошевелиться. Наконец Зотов вместе с креслом резко развернулся к Ольге.