– Всех жалеть – сердца не хватит… Может, чуть и жалко, ведь человек все же, не скотина, – вдруг спохватился Зулус и тут же опроверг себя. – А впрочем, нет, не жалко… Хватит, пожил… Свое выпил, свое съел, зачем дальше небо коптить.
– Суров ты, Фёдор… Что ж ты руку-то не протянул ему? Ведь ты же, можно сказать, и убил его, – вырвалось у меня против воли. Я не собирался притеснять, обвинять крутого человека, за которым уж кой год стадом бредут горя, а он никак не может отбояриться от них. Ему и без меня тяжко, ибо с самого рождения взвален ему на плечи особый крест, и надобно безропотно тащить его на горку. Я вдруг решил, что Зулус вызверится сейчас, вскинется на меня с кулаками, и даже испугался за себя.
Зулус вздрогнул, обмяк плечами, далеко выстрелил окурком, но медлил с ответом, прятал лицо: наверное, размышлял, в какую сторону повернуть разговор. Гордоватый натурою, Фёдор не собирался ни перед кем виниться и тем более подпадать под мою власть. Неожиданно судьба его повисла на крючке.
– Ты что, следователь? Тогда чего ждешь?.. Подь и заложь. Вот мои руки… Бери на вязку. Бежать не собираюсь…
– А зачем? Фёдор, я же ничего не видел…
Зулус медленно развернулся всем туловом, словно в позвоночнике сидел железный шкворень, недоверчиво посмотрел мне в глаза, я выдержал, не уклонился от холодного занозистого взгляда. Я понял, что этот человек никогда не услышит за собою никакой вины, как бы ни припирали его к стенке.
– Тогда и не болтай лишнего… Не видел – молчи, и знаешь – молчи. Такой нынче закон вышел на Русь. Меньше знаешь – крепче спишь… Хотя, что я тебе говорю… Ты же из тех, кто петельки вяжет, кто нас в зону загнал… Раньше хоть надежда была дохнуть свободы: отмотал срок и – на волю… А сейчас бессрочная всем вышла – до ямки гробовой… Всех поделили на баранов и волков… Бараны в загоне за электрической проволокой блеют: «Дайте кусок хлеба…» А волки в ответ жалостно воют: «Прости меня, овечка… Я виноват лишь в том, что хочется мне кушать…» А я никогда не был бараном. Слышь, Хромушин? Никогда не был. Я Горького в школе хорошо учил: “Человек – это звучит гордо!” – глухо, запинаясь через слово, сказал Зулус. – Все должно быть, как в Афгане или Чечне. Врага убей!.. Иначе он тебя прикончит… Я руку-то Гаврошу и протянул бы, так он бы меня и утопил. Цап-царап и за цугундер. Иль не понимаешь?
– Так бы и утопил?.. – усомнился я.
– Ага… Так бы и утопил… Запросто… Из одного шакальего удовольствия, что он – хозяин над целой Бельгией. За шкалик водки утопил бы… Идиот… В лодке у меня сети, рыба. С поличным бы взял. Сразу за шкиряку – и шагом марш… Эх, Павел Петрович, знакомые все мотивы. Всю-то жизнь нас ловят, а мы бёгом да бёгом… – Суровый тон Зулуса дал трещину, приослаб. – Он же был при сучьей должности, при сучьей системе, когда шестерки у власти. Куда деваться, зряплату получает… А меня в тюрьму под белы рученьки…
Я неожиданно смутился, не зная, чем опровергнуть доводы.
– Пока в тюрьму за это не сажают… Штраф бы уплатил и спал бы спокойно.
– Это пока… И если откупишься… Если все смазано у тебя: от сельсовета до Совмина, тогда колеса не застрянут. А ведь каждому подай да не сотней, а тысячей… Я бы и сел в тюрьму. Я не из пугливых, срок бы оттянул даже ни за что… Из одного интереса… Меня под нары не загнать. Я даже с удовольствием… Если все ворье ко мне в соседи, на парашу… Чтобы всех к ногтю. Паша, в чем жуть настала, объяснить? Вырвались во власть шестерки да карманники, азеры да лазеры, кто имеет гонор да гонорею, двойное гражданство да нары на Канарах… Э, да что я болтаю… Им и к параше телефон проведут и загородку с двуспальной кроватью сделают, жратву станут из ресторана возить и побл… водить по пятницам. Главное, чтобы украсть миллион. Да зелеными… Потому что много Гаврошей при каждой сучьей должности… И Челкашей с камнем за пазухой…. И каждый хочет угодить вору в законе… Сволочи, ах сволочи… Снова на пустом месте нас обвели, оставили с носом. Опять нашему Макарке – одни сухарики. Снова подбирай объедки с господского стола иль на мякине загибай калачи, думая, что из пшенички с маком.
– Фёдор, зря горячишься… Я не следователь….
– А почто тебя пинком с лестницы? – вдруг повернул разговор Зулус. – Ведь жирно ел и сладко пил, Паша. Хотя ведь и ты Гаврош… Гав-ро-ош!.. Прямо печать на роже. С баррикад спрыгнул и – в Кремль этаким кандибобером.
– Меня никто не прогонял. Я сам ушел…
– Не крутись, как винт по резьбе. Кто тебе поверит… Иль промашку дал, иль не подмазал, где надо, зад вовремя не подставил… Да не суетись ты предо мною… Я сам клал большой… на всех следователей, да и с присыпкою. У них у всех рыло в пушку: кто только что с параши иль кто в очередь на нары… Кто только в доме у меня не харчевался. Всякий рыбки-то хочет, хоть и рожу, паразит, воротит…
– Но Артём-то на службе был… Ему-то как быть? Сквозь пальцы смотреть, как вы по реке шныряете, будто партизаны?