Дети спали. Шарля держала на руках госпожа Робен, сидевшая рядом с мужем и слушавшая рассказ изгнанника о его бегстве из острога.
Когда Робен закончил, она, в свою очередь, поведала мужу подробности своего путешествия в Гвиану, устроенного какими-то таинственными благодетелями. Изгнанник зашел в совершеннейший тупик, не зная, на кого и думать, но потом вспомнил, что некоторые из его политических единомышленников, спасшиеся от ссылки, поставили себе задачу всячески содействовать бегству и спасению своих менее счастливых товарищей. Так, одному ссыльному, очень богатому человеку, удалось бежать в Гаагу; очень может быть, что это именно он помог госпоже Робен уехать из Европы. Что касается капитана «Тропической птицы», то, судя по описанию его наружности, сделанному госпожой Робен, изгнанник догадывался, что это некто С***, офицер французского военного флота, спасшийся бегством после декабрьского переворота и поступивший на службу в голландский торговый флот. Его корабль курсировал у берегов Гвианы, и он не пропускал ни одного удобного случая оказать помощь и содействие гвианским ссыльным.
Супруги Робен остановились на этом предположении и, продолжая свою тихую душевную беседу, не замечали, как бегут часы. Ангоссо тем временем занимался своим делом, переходя от одной коптильни к другой и присматривая за тем, как коптится рыба.
Вдруг невдалеке послышалось глухое ворчанье, оно напоминало мяуканье кошки, только было во сто раз громче. Ангоссо поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда доносилось ворчанье. Там над травой виднелись две блестящие точки. То были глаза тигра, пристально глядевшего на коптильни.
Тигр был, очевидно, голоден и явился на запах рыбы. Судя по его мурлыканью, похожему на мурлыканье кота, когда он в хорошем расположении духа, тигр был, по-видимому, довольно добродушного нрава. Однако Робен все-таки забеспокоился и взял ружье негра, собираясь выстрелить в зверя.
— О, господин, не надо ружья, — остановил Робена Ангоссо. — Выстрел разбудит и напугает детей. Я прогоню тигра хитростью.
У негра был с собой большой запас кайенского перца, которым в Гвиане приправляются все кушанья за неимением соли. Посмеиваясь над своей выдумкой, Ангоссо взял большую рыбину, проделал в ней несколько дыр и вложил в них пять или шесть зерен перца, потом кинул эту рыбу в сторону тигра.
— На тебе, обжора, — сказал негр.
Тигр на лету подхватил начиненную перцем рыбу и убежал с ней прочь.
Спустя не более четверти часа возле бухты послышалось страшное рыканье. Ангоссо буквально покатился со смеху. Робен спросил его, почему он смеется?
— Тигр сердится, — отвечал негр. — Перец жжет ему желудок, и зверь идет пить воду.
— Значит, и он опьянеет, как рыба?
— Нет, от нику пьянеют только рыбы, а у людей и зверей лишь живот болит… Слышите, слышите, он опять сердится.
Тигр, напившись воды из отравленной бухты, жалобно мяукал, стонал и фыркал, точно больная кошка. Потом, не надеясь, должно быть, утолить этой слабительной водой мучившую его жажду, пустился в дикое бегство.
У наших беглецов на привале водворилась тишина.
Итак, гвианские робинзоны на несколько дней были обеспечены запасом рыбы — «постным столом», как говорил в шутку Андрэ. Хотя они не видели причины опасаться чего-либо, однако на другой день утром, не теряя времени, стали держать совет, что им делать дальше.
Плыть вверх по Марони было рискованно ввиду того, что прибытие европейцев в Верхнюю Гвиану неминуемо произвело бы сенсацию и слух об этом достиг бы и острога. Всего безопаснее было идти лесом, куда-нибудь на запад, остановиться недалеко от какого-нибудь ручья, выбрав место сухое, высокое, неболотистое, а далее поступать по возможности.
Но тут явилась новая беда. Ангоссо, считая, что он уже выполнил все свои обязательства и обещания, вознамерился возвратиться к себе домой, в свою родную деревню.
Беглецы ничего не могли предложить ему такого, чтобы он соблазнился и остался, а между тем вместе с Ангоссо они лишались и его пироги. Нужно было придумать что-нибудь, как удержать его при себе.
Учтиво, но твердо отклонял он все обращенные к нему настойчивые упрашиванья, как вдруг на выручку явился Андрэ.
Он не понимал слов, но по жестам разговаривающих догадался, о чем идет речь. Видя, что дело плохо и что Робену никак не удается уломать Ангоссо, он вдруг подошел к негру и сказал:
— Милый друг, у нас нет никаких раковин, никаких блестящих безделушек, которые вас так прельщают и ради которых вы согласились бы, конечно, остаться с нами. Но у меня есть кое-что другое. Не согласитесь ли вы получить свое жалованье деньгами?
Ангоссо стоял, как статуя, слушая и не понимая.
— Да разве у тебя есть деньги, Андрэ? — спросил Робен.