Беглый

Анна явно не хотела вступать в коммунальные дискуссии с Верой Петровной- низкорослой громкой женщиной в бумажной ночнушке и растрёпанными космами. Если вам нужен типаж бронетанковой вокзальной буфетчицы в отставке — начните пробы с Веры Петровны. Впрочем, пробы на ней уже точно не куда было поставить. Она источала запах давно немытого стареющего женского тела.

— А вот с ним и стану работать, Анна кивнула на меня, продолжая планомерно прорываться к двери в свою комнату.

— С этим? Вот ведь коротыш эдакой! Уставший весь он какой-то у тебя. Болел что-ли в детстве, а? Сменяла дура шила на мыла, прости вас всех господи! Платить за него тож сама будешь? Разбогатела на час, дурёха?

— И буду если надо. Но он сам у меня шустренький мальчик! Правда? И вообще! Любовь у нас!

— Ишь ты! Наверно хер у него длинный, так бывает у карликов, я слыхала. Ишь ты. Любовь. Одним хером, милая, сыта не будешь. Ладно. Выблядков мне тут не настругайте! Это последнее что Вера Петровна успела выкрикнуть зубной вонью нам в лицо. Анна втолкнула меня в комнату и ловко захлопнула дверь. Чувствовался опыт.

* * *

Мы очутились в одной из пяти комнат коммунального вертепа Веры Петровны. Изнутри можно было задвинуть защёлку и наслаждаться относительным покоем. А ещё в комнате было окно. Оно выходило на улицу, уж не помню сейчас названия — но если по ней ехать никуда не сворачивая, можно попасть к Шота Руставели.

Окно было украшено тяжёлыми красными гардинами с золотом. Дикий плюш. Если бы эти занавеси продавали в ИКЕА, то наверное написали бы: «Лучших гардин для частного публичного дома вам и не сыскать. Днём с огнём — только в ИКЕА. Плодитесь и размножайтесь, господа».

К стене притёрлась кровать на полтора человека и тумбочка. На тумбочке были инкрустированы кольца от донышек горячих чашек с чаем. В комнате царил субтильный запах пролитого комочного вина, разномастных окурков с кольцами губной помады и чего-то ещё, о чем и подумать мне было чрезвычайно гадливо.

Анна ушла в ванную. Мне же просто не хватило решимости выйти из комнаты и снова столкнуться с чёрной энергетикой крикливой Веры Петровны, человека толстой сибирской кости. Поэтому, пока Анна умывалась, я быстро схватил кофейную кружку с тумбочки, ловко поссал в неё и, открыв окно, резко выплеснул содержимое в генеральном направлении Дворца Дружбы Народов.

Моя новая подруга вернулась вскоре в той самой красной футболке «Адидас», доходившей едва ли середины бёдер и с красным же ободком в волосах. Меня наверное сразу же с головой выдал взгляд голодной уличной собаки, потому что она отрезала:

— Нет-нет! Ебаться сегодня точно не станем — устала.

* * *

Анна стащила с кровати толстую курпачу, боксерскую подушку и постелила мне у стены. Потом она устроилась на кровати, скрестила свои неимоверно длинные удивительно правильной формы ноги и сказала:

— Ну, теперь рассказывай мне про тюрьму, папик. На сон грядущий.

Я так хотел произвести на Анну впечатление и так молился, чтобы она не заснула и дослушала историю до конца, что на меня снизошло великое вдохновение. Носить этот рассказ в себе не было уже никаких сил. Я был на девятом месяце и рассказ был уже готов жить отдельной, самостоятельной жизнью. Возбудившись от все усиливающегося потока собственного красноречия, я быстро засеменил по комнате, как Ленин в бункере «Волчье логово».

Анна положила голову на руки, подмяв плюшевого медвежонка вместо подушки и внимала. Неожиданно обретя человека готового слушать мои россказни, я понял что и правда нешуточно влюбляюсь в неё. Можно даже сказать тут я разглядел в Анне живого умного человека, а не просто красивый ебальный станок.

* * *

Пару раз Анна даже расхохоталась. Когда я дошёл до того места как впервые поехал этапом в столыпине, она прервала меня. Порывшись в сумочке и вытянув оттуда несколько тысяч сумов злосчастного шашлычника, Анна попросила:

— Принеси-ка шампанского, пожааалуйста.

— Я мигом! А где тут рядом круглосуточный комок? Около метро?

— Круглосуточный комок у Веры Петровны — прямо дверь по коридору.

— А она ещё не спит?

— Пусть работает, старая курва, клиент всегда прав.

Я робко постучал в дверь Веры Петровны и она немедленно, в ту же секунду распахнулась, будто за ней в засаде сидел Штирлиц Макс Отто.

— Чего те?

— Шампанского, пожааалуйста

— Пашли