Беглый

— У меня? Терпения? Дурачок! Я женщина. Мы знаешь какие терпеливые? Впрочем я тоже не все легко переношу. Например — голод. Вечно после перетраха жрать хочу, как волчица. Поедем кушать?

Анна-Барби хитро улыбнулась. — Ты в Европе был?

— Вообще не был заграницей ни разу. Не считая Папского района Наманганской области.

— Да нет. Причём тут. Европа это кабак на втором квартале Чиланзара. Суперский такой.

Услышав про «второй квартал Чиланзара» я одним махом потерял и покой и аппетит. Ведь буквально несколько часов назад я побился там с леди Ди и, что еще ужасней ограбил шашлычника. А шашлычники народ злопамятный, вы уж поверьте мне на слово. Ехать на второй квартал Чиланзара было чистым безумием. Совершенно неоправданным риском. С

другой стороны — Анна сейчас единственный вариант прорыва для меня. Насчет пожрать и переночевать. Да и может полюбви чего перепадёт.

— А чего переться в такую даль? Чиланзар! Может есть поближе европа какая?

— Да ты что! Там же живая музыка! А бастурма? Там такаааая бастурма! Душу продам за ихнюю бастурму! Лови такси давай!

Когда такси подкатило к самому входу подвального помещения кабачка «Европа» который почему-то назывался ещё и по-турецки «Аврупа», я низко наклонил голову и одним броском нырнул в выполненные в стиле модерн двери. Этот бросок походил на выход из машины богатого предпринимателя, которого вот-вот должны были пристрелить «в связи с родом его деятельности».

Внутри я молился, чтобы чёртов шашлычник не подрабатывал по вечерам в близлежайшей Европе или не вздумал сюда нагрянуть с своей расфуфыренной супругой — насладиться живой музыкой. Мне кажется, что в шашлычной уже засада ментов и руководит моим захватом сам бравый капитан Мордобой Казематов, затянутый в камуфляж.

В Европе Анну похоже хорошо знали и любили. С ней по очереди поздоровались метр, официанты, выволкнулся из кухни сытый повар-еврей (к счастью моего шашлычника не было), раскланялись прикольно одетые музыканты. Нас усадили на самое удобное место и быстро принесли кучу тарелок с закусоном — ещё до того как я с умным видом раскрыл меню, стараясь прикрыть им лицо. На меня никто из них совсем не обратил внимания. Мало ли. Очередной кошелёк шалуньи-принцессы.

А бастурма действительно была хороша. Отдаю ей должное. Она просто таяла во рту. Я быстро свыкся с ролью дешёвого приложения к Барби и таращился на музыкантов попивая популярную тогда «Балтику». С ужасом ждал, что «живая музыка» Европы окажется владимирским централом спасательного Круга.

Двое из музыкантов подстраивали гитары, сев напротив друг друга. Третий, чернявый крепыш с почти африканскими пушкинскими кудряшками, забравшись на стул ловил ускользающий в подвале сигнал Уздунробиты и злобно клялся кому-то, что они никогда, слышишь, никогда не увидят больше «инструмент», если сейчас же его не вернут.

Не знаю было ли это частью вечернего шоу или нет, но вскоре, когда кудрявый метнулся к выходу и вернулся с золотым саксофоном в руках, Барби вскочила с места и лишив бастурму своего августейшего внимания, радостно захлопала в ладоши.

Потомок абиссинцев сделал довольно нелециприятные пассы толстыми сытыми губами, сразу напомнив мне питуха Шохруха и неожиданно выдул из саксофона удивительно чистую и необычайно мощную трель. Потом саксофонист сделал паузу, снова по сазаньи подвигал губами, и кивнув гитаристам, заиграл.

Боже мой! Какой силой и властью может обладать хорошая живая музыка! Это был современный кавер на классический «Караван» Дюка Эллингтона. Через пятнадцать секунд когда мелодия выстроилась и начала набирать обороты все вокруг стало тонуть в волшебном радужном тумане.

Барби схватила меня за обе руки и буквально выволокла на малюсенький подиум перед музыкантами. Мне понадобилось ещё секунд десять этого радужного потока, чтобы отбросить все в сторону и пуститься в бестолковый, но откровенный выпляс.

Показалось, что мой Ташкент — весёлый обдолбанный Ташкент моей юности — он ведь никуда не делся! Ташкент мой просто напрягся от количества зелёных ментов на улицах и временно спрятался в подвалы разных европ. Он пережидает когда кончится зелёное болото юртбаши. Он жив и терпеливо ищет возможности вырваться на сцену и закружиться в пляске! В ту секунду я в первый раз окончательно поверил, что тюрьма наконец-то кончилась, а я действительно на свободе.

В танце у Барби был такой нежный взгляд, что я невольно задумался — «пусть по любви это мучительно долго и похоже очень дорого. Мне все равно нравится — по любви»

В очередной раз бздыкнул пейджер. Барби злобно просканировала информацию на экране. Потом она глянула на меня:

— Значит, говоришь по английски? И работать хочешь по гостиницам? И жить сейчас негде? Давай доедай салат и в дорогу. Интервью проведём на пару. Хотя (тут она снова больно ущипнула меня за обе щеки) можешь считать, что уже принят.

* * *

Мы двинули из Европы прямо в сторону американского посольства и соответственно — в сторону обители леди Ди. Я уже больше не боялся — больше бояться было просто некуда.