Беглый

И хотя все только и говорили о моем таланте по дороге обратно, внутри я твёрдо знал, что боевое крещение сорвалось. Меня сбили на первом же вылете.

Если бы я тогда пил — наверное ушел бы в запой. Вместо запоя я ушёл в первую свою депрессию Ту ли профессию я выбрал под влиянием отца? Может стоило пойти в лётчики истребители? У них-то разговор с американцами короткий.

Рано Рустамовна тогда спасла меня — подкинула пару машинописных страниц техно текста, минут на пять работы с листа для настоящего спеца.

Я обложился словарями. Потом побежал в библиотеку и с гордостью сообщил библиотекарше, что мне предстоит сделать сложнейший технический перевод. Покинул зал сгибаясь под священной тяжестью полных Миллера и Гальперина. Библиотекарша благословила меня и смахнула косынкой слезу. Вон какое поколение выростили. Пост советская молодежь!

Дома я, встав перед письменным столом отца на колени, долго и горячо молился всем известным святым — покровителям переводчиков.

Потом со скрипом, в поту и мыле переводил этот несчастный текст до пяти часов утра.

«Он работал всю ночь не покладая рук».

В пять утра передо мной лежала несколько сюрреалистическая и стилистически разношёрстная инструкция по заправки пластиковых гранул в аппарат по производству одноразовых бутылок. Рано Рустамовна заплатила мне целых десять рублей. Это был матч-реванш который я блестяще выиграл.

* * *

Чтобы стать настоящим про, надо переводить. Много. Каждый день. И я кинулся в Хотел Узбекистан искать моих госдеповских американцев, но они уже были на другом берегу таинственного океана. В тот ранний период независимости джамахирии англосаксы мало ей интересовались. Зато саудиты, турки и пакистанцы хлынули в Ташкент шумным болтливым потоком.

Саудиты везли пострадавшим от русского безбожия узбекам утраченную в ходе соцсоревнования веру в пророка Мухамеда. Саудитам ничего не нужно было от Узбекистана, у них было все. Даже Мухамед. Саудиты приезжали в дорогих роскошных костюмах с золотыми перстнями на холеных руках. Французкий парфюм и тягучая мелодика арабской речи. Учились они все в оксфордах и говорили с нами на нежном правильном английском в стиле би би си.

Они привозили контейнеры Аль Корана с золотым обрезом. Даже мне подарили Коран — полстраницы на арабском, полстраницы — на английском, для быстрой конвертации. Я тогда был согласен на все ради моей истинной и тайной веры — в перевод с английского. Аллаху Акбар, ледиз и джентльмен. Саудитов встречали на самом высоком уровне и урвать работу хоть на денёк было крайне сложно, зато платили они обычно как будто привозили в контейнерах не священную книгу мусульман, а чистейший колумбийский кокаин.

Турок тоже у нас тогда любили неземной братской любовью. Юртбаши объявил, что лучшего пути для Узбекистана чем турецкий и придумать нельзя, и включил туркам зелёный свет. По его мудрому плану турки должны были приехать и совершить в джамахирии экономическое чудо. Бизнесмены Стамбула и Анкары хлынули дербанить, как им тогда казалось, наивных собратьев по тюркской группе. Они плохо знали коварство правнука великого Тимура. Основой его уникальной экономической модели была быстрая национализация инвестиций. Вернее не национализация, ведь назвать семью самого юртбаши целой нацией смогут назвать разве что новые узбекские историки.

Турки тоже приезжали поголовно в костюмах, но уже не французкой, а собственной, турецкой сборки. Везли они не Кораны, а контракты и образчики своей великой османской промышленности.

Башибузуки, сельджуки и прочие потомки Османа никогда не платили переводчикам. Просто разводили руками — мол, ты чо, браджян, разве тебе зарплату ваш ататурк не платит? Непорядок!

Единственной радостью в турах с турками были шикарные банкеты. Добрая узбекская душа готова вывернуться для заморских гостей. С турками можно было нажраться деликатесов кои в ветрогонные девяностые обменивались на вес золота.

Но настоящими спарринг-партнерами сделавшими из меня истинного бойца невидимого переводческого фронта стали пакистанцы. Может и были среди них делегации, которые встречали с помпой, но в основном это были шумные крикливые купцы и купчишки, которые селились в более дешёвой и старой гостинице Ташкент, с видом на музей Ленина.

Такие вот, наверное и были купцы караванов Шелкового Пути из тех далеких времен когда Дамаск, Багдад, Тегеран, Кабул и Самарканд с Бухарой были частью одного целого «экономического пространства».

Я их тоже побаивался по началу. Особенно, когда вечерами пакистанцы переодевались в свои длиннющие рубахи и широченные шаровары. Такими в советских агитках изображали душманов, врагов советской власти в Афганистане. Через пару недель погружения в корявую пакистанскую версию языка великого Шекспира и Кэролла, я сам обзавелся таким с позволения сказать «костюмом странствующего бухарского еврея». Должен вам заметить человечество до сих пор не изобрело более удобной экипировки для комфортабельного пребывания в азиатской жаре.