Беглый огонь

«Я пью один, со мною друга нет…» Хотя острая горечь прошла, чувство утраты стало глубже и болезненней, как стало язвительнее чувство несправедливости: тот, кто подготовил и совершил убийство Димы Крузенштерна, остался неузнанным и безнаказанным. Безнаказанность порой не лучше самого преступления: если убийство — торжество зла, то безнаказанность — его триумф.

Пытался я отвлечь себя библейским: «Мне отмщение, и Аз воздам». Но помогало плохо. Преступник или преступники ускользнули от меня, Филин не лгал перед лицом смерти!

«Ускакали деревянные лошадки…» Или — троянский конь? Этот сон продолжал меня мучить еженощно: из чрева огромного деревянного коня молча, бестелесно, как призраки, спускаются воины-тени, открывают ворота — и великая блистательная Троя ввергнута в разорение и разграбление! Неприкасаемую Кассандру насилует, скрутив удилами, хохочущий ахеец, и дева-пророчица стонет, рвется, кричит, но нельзя понять: от попранной гордости и глумливого унижения или от восторга страсти… А над городом бушует огонь! Он мечется по улицам и площадям, пожирая убранство дворцов и хижин, оставляя после себя обугленные колонны и бессильных мраморных богов, так и не сумевших уберечь город от огненного смерча…

Просыпался я в полном смятении, усталый и опустошенный, и все никак не мог понять, что же я должен увидеть в этом сне… «Только стоит, только стоит оглянуться… К нам лошадки деревянные прискачут…» Оглянуться во сне, чтобы увидеть того, кто командовал ударным отрядом ахейцев, я не успевал.

А вскоре ни анализировать сны, ни заниматься целящим душу чтением мне стало некогда. Как и думать. Начались обычные, рутинные, суховатые и изматывающие душу своей похожестью допросы. Вопросы повторялись изо дня в день, одни и те же, простые как бревно: какого числа произошло то-то? А вот это? Какого цвета была лавочка, та самая, на которой вы выпивали? Во что был одет охранник в изоляторе временного содержания? Помню ли я сокамерников? Как они выглядели? Какие характерные слова употребляли? Почему я решил, что готовится диверсия путем покупки блокирующего пакета акций «Точприбора»? Были ли у меня особые причины желать смерти авторитета Козыря? Как выглядел снайпер? Как можно завести автомобиль без ключа? Владею ли я приемами необходимой обороны? Приходилось ли мне убивать?! Какой породы собаки напали на меня? Сколько их было? Не помню ли я их клички?

Сухой, как пергамент, и безликий, как лист из гербария, следователь, представившийся товарищем Петровым, измывался так надо мною полтора месяца. А потом… Потом пришел страдающий одышкой, лысеющий и потеющий непрестанно толстячок, назвался Ивановым и все началось сызнова, и в десятый раз, и в сотый, и в тысячный!..

Если бывают допросы с пристрастием, этот многомесячный марафон был — с особой жестокостью. И из стойкого индивида подобная санобработка напрочь вышибет, вернее, вытянет по капле, по жилушке, последние остатки здравого смысла! Следующего дознавателя я ждал уже с некоторым даже любопытством и злорадством и подозревал, что это будет Сидоров. Как бы не так! Жизнерадостный чернявый весельчак, назвавшийся Гиви Александровичем, предложил выпить вина, поведал, что за окном весна, жизнь прекрасна, девушки обворожительны, и — предложил ответить: какого числа произошло вот это? А вот это? Какого цвета была лавочка, на которой… Где и как я научился стрелять навскидку? Как звали моего инструктора рукопашного боя?.. И приходилось ли мне убивать? И что я при этом чувствовал?

Единственное, что меня успокаивало, — игра такая. И если вопрос моего будущего меня волновал, то вяло. Хотя я и отчетливо понимал, что система, если человечек надоел ей своей активностью, спишет его не колеблясь. Руководствуясь безликим и оттого жутковатым понятием под названием «целесообразность». Но была и положительная сторона: система корпоративна и своих за просто так не сдает.

В таких вот трудах и борениях пролетели полгода. Причем в два последних месяца странного заточения меня порадовали значительными послаблениями в режиме: я мог выходить на лужайку позади дома, вдыхать полной грудью теплый, настоянный на сосновой хвое воздух, заниматься на тренажерах и окунаться в маленький проточный бассейн с ключевой водой.

Потом была еще одна краткая, но интенсивная прокачка: «полиграф», химия, «чертов фонарь» — мигающая яркими вспышками лампа, с помощью которой оператор погружал меня в гипнотический транс и искал несвязухи в тех десятках тысяч ответов на десятки тысяч вопросов, что мне были заданы…

«Дембель» прошел до обидного буднично, безо всякой помпы. В один прекрасный день в кабинет вместо дознавателя вошел человек лет пятидесяти пяти, жесткий, собранный.

— Ну что ж, Олег Владимирович. Ваши действия были проанализированы и признаны целесообразными. Хотя и не всегда полностью оправданными. Тем не менее решено вас более не задерживать. — Он выудил из папки бумагу, улыбнулся едва-едва, одними губами. — Полагаю, вы правила знаете, распишитесь вот здесь.