Беглый огонь

Из дому вышел в одиннадцать ноль-ноль бодрый, веселый и респектабельный, словно собрался заключать контракт о закупке всех нефтяных скважин Аравийского полуострова. Преуспеяние было написано и на лице, и на затылке. Из оружия, как и положено бизнесмену, — представительский «паркер». Полный блеск и красота.

Крутова в мои планы я посвящать не стал: генерал все-таки, а генеральская доля нелегка. Хотя все предыдущие грехи с меня были сняты волей Божьей и проведенным очень заинтересованными людьми расследованием, я собирался совершить новый. Ибо предательству нет оправданий. Когда-то орды тех, кого европейцы называют варварами, вбивали эту простую истину в головы цивилизованных народов.

Копытами коней.

Навороченный «крайслер» я занял на время у одного авторитетного. Ну не в троллейбусе же ехать на деловую встречу в костюме за полторы тысячи долларов?

Кстати, тоже заемных!

Без четверти двенадцать остановил автомобиль у небольшого особняка в центре столицы. Огороженного решеткой. На фронтоне красовалось значимо, но неброско, черным на золоте: «Контекст».

Охранник, оценив респектабельность автомобиля и сидящего в нем индивида, вышел навстречу.

— Здравствуйте, — с вежливой улыбкой приветствовал меня уже в холле вышколенный распорядитель, которого можно было бы назвать и дворецким, если бы не бугры тренированных мускулов, умело скрытые под пиджаком, не холодные глаза убийцы и не профессионально-обшаривающий взгляд. — Слушаю вас внимательно.

— Мне нужно поговорить с Николасм Николасвичем.

— С Кулдаковым?

— Да. А есть другой?

— Другого нет. Вы договаривались о встрече?

— Нет. Это сюрприз. Скажите, друг детства. Некий Дронов Олег Владимирович, сэр, пэр, эсквайр и протчая, протчая, протчая… Ручаюсь, он обрадуется.

Охранник скорчил было гримаску, показывающую его отношение ко всяким друзьям, но престижная иномарка и почти генеральский наряд не позволили ему проявить свои чувства в полной мере. Если его что и смутило, так это мой вовсе не барственный тон. Ну, что-что, а тон легко исправить!

— И поторопитесь, друг мой… — добавил я со льдом в голосе, как бы намекая, что все панибратские мои реплики — просто шалость, прихоть скучающего миллионера. — Я хочу предложить Николке оч-ч-чень серьезное дело. И это — весьма срочно.

— Соблаговолите подождать. — Широким жестом охранник показал мне на тихий уголок: столик, кресла. Добавил, как бы извиняясь:

— Порядок такой.

Порядок есть порядок. Но я затем здесь и объявился, чтобы превратить его в полный бардак.

Думаю, мое появление для господина директора Кулдакова явилось полной неожиданностью. И сейчас он решал важную для себя дилемму: мочить меня сразу или предварительно выслушать «покойного»? Ну да, трусость и любопытство победили. В руках охранника пискнула рация, он подошел ко мне и вежливо доложил:

— Вас ждут.

Но притом в регистрационный журнал мои координаты не занес: видно, Николай Николасвич именно так распорядился. Действительно, зачем записывать визит с того света? Мгновенно появился и мальчик сопровождения шкафных габаритов, чтобы проводить меня к патрону; он шел за мной по холлу вразвалку, дышал в затылок в лифте, застыл за спиной у начальственного предбанничка. Компьютер был включен, но секретарша отсутствовала. Ее заменяли два крепких, совсем не богатырского сложения мужичка годов под сорок. Они глянули на меня прицельно-равнодушно, словно примериваясь. «Шкаф» откланялся по схеме «сдал-принял».

Один из охранников бегло-профессионально оглядел меня. Ну, чего-чего, а пушки у меня нет. А у этих — аж по две на лицо. В смысле — на рыло.

Внимательный раскрыл дверь, получил, видимо, кивок от шефа, пропустил меня, процедил сквозь подобие улыбки:

— Пройдите.

Кабинет поражал размерами и роскошью. Как и сам Николя Кулдаков: его матушка, говоря, что ее сын пополнел, сильно приуменьшила: он и в детстве не отличался астеническим сложением, теперь же стал монумент монументом — круглое некогда лицо оплыло вниз, нижняя челюсть обрюзгла, придав ему сходство с бульдогом, рыжие волосья поредели, и остатки их были аккуратно зачесаны назад.

Очки в тонкой золотой оправе сидели справно, как у генсека.

А в моей бестолковой голове зудливой мухой, заунывно, словно на испорченной пластинке, вертелась та самая мелодия: «Ускакали деревянные лошадки…»

— Ну вот! — обвел я кабинет руками. — Это похоже на логово хищника. А то прикидывался куцей овечкой! Николай Николасвич даже не привстал из-за стола:

— Проходи, садись.

— А где же милейшая Натали? Твоя маменька так ее расписала, что оч-ч-чень хотелось бы взглянуть…

— Давай без этих твоих штучек. С Натали я расстался. А мама — скончалась.

Три месяца назад.

— Я знаю. Ее счастье. Хуже всего для матери — пережить любимое чадо.

Лицо Ники Кулдакова покрылось бурыми пятнами.

— Ты зачем пришел? Балансы на счета наводить? Кто ты вообще такой? Птица феникс? Тебе не кажется, что ты просто зарвался?

— Ну уж и зарвался?! Все просто: или мы договоримся, и тогда можешь богатеть и процветать дальше, или — прости-прощай, как пишут в романах.