Беглый огонь

Американский опыт мне вещал, что где-то там, в невидимых простому глазу недрах, запрятаны хитрые фотоэлементы, которые и распахнут гостеприимно упомянутые двери перед солидным клиентом, олицетворяя лозунг: «Все во имя человека» все для блага человека!"

Блин! Говенный американский опыт в российской провинции можно засунуть в…

Короче, отложить до лучших времен. До наступления на моей исторической и биологической родине стадии загнивания империализма в виде государственно-монополистического капитализма, чтоб им, буржуям, пусто было!

Вместо доверчиво распахнутой двери я стриженой головой уперся в широкую грудь ментовского сержанта, одетого, несмотря на жару, в увесистый броник и снабженного «АКСУ». Дурашка, ведь, слава Богу, не в Голливуде живем! Банк у нас грабят, как учат гордые ичкеры, не отходя от кассы другого банка — с помощью совершенно доподлинных авизо, потом превращающихся в фальшивые!

— Что вам? — просвечивая меня рентгеном строгого взгляда, вопросил сержант.

— Денег хочу.

Шутка его не тронула. Глаза глядели из-под прищуренных век, как стволы «дегтярей» из амбразуры дота: ни пяди советской земли немецким захватчикам!

Поэтому поспешил пояснить:

— Хочу снять деньги по кредитной карточке. Для убедительности я продемонстрировал и саму карточку.

— Вы — юридическое лицо? — строго осведомился сержант.

— Нет. Физическое, — дружелюбно ответил я и подумал: причем не раз набитое за тридцать с лишним годков!

— Физические лица обслуживаются на Лебедева, сорок.

— А это где?

— Вы на машине?

— Нет. Я турист.

— Восемь остановок двенадцатым троллейбусом.

— Спасибо.

Вот так вот, по-доброму осветив все вопросы, двухметровый рейнджер, закованный в броню, исчез за светонепроницаемой дверью, продолжая охранять тайну вкладов и организации. Я же спускался с парадного крыльца, удрученно мечтая о том времени, когда физические лица будут приниматься за этими шпионскими стеклами так же учтиво, как и юридические особи…

Феномен всех банков состоит в том, что отдать им на сохранение деньги куда проще, чем получить их обратно. Особенно по кредитке, пока еще редкой в родном Отечестве, как Птица-Говорун. Или — уже редкой: ведь, как писал классик, всех Говорунов истребили.

Процедура изъема денег, вложенных лично Димой Крузенштерном на мою кредитку в крупнейшем банке Москвы, заняла почти четыре часа. Я выписал довольно крупную сумму и всерьез опасался, что таковой в банке не окажется: наличные рубли были в дефиците, о чем я узнал по надписи на окошечке обмена валюты.

Хорошо еще, что я загодя, в троллейбусе, догадался достать паспорт из джинсового кармана и кое-как расправить, дабы придать индивиду на фото хотя бы кое-какое сходство с оригиналом. Кроме того, я, наверное, разучился расписываться. В банке я оставил не менее тридцати своих автографов, пока вышло нечто, похожее на подпись. Но и это не помогло: хорошо одетый сорокалетний клерк уныло появлялся в окошечке, уходил что-то запрашивать, появлялся снова, исписывал кучу бумаг, исчезал, появлялся… У меня даже возникло подозрение, что дядька просто-напросто валяет ваньку: никуда он не ходит и никого ни о чем не запрашивает, а просто курит втихаря на черной лестнице, тянет время, ожидая конца рабочего дня, чтобы объявиться снова в окошечке за пять минут до «звонка» и, радостно потирая руки и гримасничая, произнести детскую дразнилку: «Обманули дурака на четыре кулака!»

Охранники в цивильном поглядывали на меня уже с явным неодобрением и излишней строгостью; да я и сам уже начал сомневаться: уж не подделал ли вице-президент «Континенталя» эту кредитку из той же детской шалости?

Мысли о гибели Димы Крузенштерна настигали меня смертной тоской, но я гасил, блокировал их на подлете: мучить себя ими, когда дело еще предстоит значит свалиться в идиотскую истерику и завалить задание Димино задание. Оно было для него важным, и я его выполню. Второе я поставил себе сам: найти убийц Круза. И исполнителей, и заказчиков. Причины «приказа на ликвидацию» меня интересовали лишь в той степени в какой это помогло бы мне вычислить этих людей.

Казалось бы, какое мне дело до всех этих дрязг? Свою бы шкуру спасти или хотя бы отмыть. Восседая в мягком кресле в презентабельном зале банка я не забывал о том, что меня разыскивают по обвинению по меньшей мере в трех убийствах, и виной тому — непонятные и ненужные мне разборки банкиров которые и банкуют: тасуют неизвестную мне колоду Дела до их денег мне точно никакого, так с чего бы упираться? Куда как проще сдаться под могучую «крышу» генерала Крутова и опосля всех прояснений, пусть не сразу, пусть через год или два, зажить мирной сапой переводчиком с иностранного или, на худой конец консультантом аналитического еженедельника «Копай глубже».

Но я так не поступлю. Да, мне плевать на банкирские разборки, мне плевать на многое теперь, но… Дима был моим другом, и я найду его убийц. Когда-то один поэт сказал о другом: «невольник чести». Нет ничего праведней такой неволи, ибо только она есть и истинная воля, и истинная ценность, и высшая целесообразность.