Беглый огонь

Он опустил руку с ремнем. Одна из девчонок, красная как маков цвет, натягивая трусики, попросила тихо, опустив глаза, смаргивая слезинки:

— Пожалуйста, не говорите никому… Мы больше не будем… Честное пионерское.

Что-то почудилось Кротову в ее голосе…

— Под салютом? — хрипло переспросил он. Девочка подняла глаза, он увидел ее взгляд, выдавил сквозь зубы:

— А я еще не закончил ваше перевоспитание. — Помедлил, добавил:

— Завтра после школы будете ждать возле старой котельной.

Поняли?! И попробуйте не прийти!

Отомкнул дверь раздевалки, девчонки стремглав унеслись по коридору. Но он знал: назавтра они придут. И они пришли…

…Эти походы в заброшенную котельную с Сашей и Таей — так звали подружек — продолжались все лето. Они сами начали придумывать игры: в рабовладельца и рабынь; в «доктора», когда одна из девочек была «врачом», другая «медсестрой», а раздеваться должен был он; в «злого немца» и «пионерок», которые отказывались снимать галстуки и вынуждены были под предлогом обыска и в наказание за ослушание снимать все остальное… Повторяли и первую игру — в строгого «дядю» и попавшихся на воровстве девочек… Только теперь имитацией порки дело не ограничивалось…

Идиллия закончилась через три месяца, в начале нового учебного года: старый пердун-военрук выследил их в котельной и поймал «с поличным».

История стала известна всей школе; вот тогда-то объявился пьяный отчим одной из пацанок, оказавшейся, кстати, в свои одиннадцать лет не цепкой, и в порыве «благородного отеческого негодования», а на самом деле — из ревности, избил Кротова так, что переломанный нос заживал потом полгода…

Девчонок перевели в другие школы; сам Кротов, закончив восьмой с грехом пополам, ушел в ПТУ, а через год — подсел, и надолго: стопарил в запущенном скверике близ железной дороги девок-пэтэушниц из соседнего швейного, угрожая перочинным ножом, отбирал побрякушки — редко у кого золотые — и насиловал…

Кому рассказать — и грабил-то он только для того, чтобы больше завести себя, потому как иначе общаться с девками ему было пресно и скучно.

Словили его быстро. И пошел бы Крот на семерик по авторитетной статье «разбой», да довесок из сто семнадцатой подкосил всю будущую карьеру: с его здоровьем и энергией он на любой из зон выбился бы «в люди», если бы не проклятый «прицепчик»… Вот и приходится теперь упираться рогом, вместо того чтобы быть в заслуженном авторитете! Ничего… Сейчас он расслабится, а потом решит с Шерифом.

Дверь приоткрылась, Кадет втолкнул девчонку в комнату и исчез. Он знал причуды Крота.

Девчушка стояла потерянно, сжавшись в комочек. После света коридора приглушенный свет в комнате казался ей мраком; она слышала, как парни жестоко насиловали незадачливых товарок, и ожидала, похоже, чего-то худшего: зачем тогда ее не вывели вместе со всеми, а оставили, что называется, на закуску?

— Выйди в центр комнаты, — тихо, хриплым шепотом, приказал Кротов. Он знал — она услышит. Не может не услышать.

Девушка вздрогнула, заметила в кресле обнаженного мужчину, прошла в комнату и застыла на ковре, прямо в центре затейливого узора.

Она была в коротком летнем платьице, сверху — черный пиджак, на ногах — гольфы.

— Сними трусы, — велел мужчина.

Девушка и не думала кричать или противиться: сейчас она была похожа на кролика перед удавом. Автоматически запустила руки под платье и стянула белые трусики до колен.

Кротов удовлетворенно облизал губы. Эти его бойцы — тупы, как инфузории.

Они не умеют получать удовольствие от секса — только трахать. А настоящее удовольствие состоит в том, чтобы превратить ее стыдливость, ее страх, ее трепет в возбуждение, в желание, ярче которого нет…

Он поднял с пола загодя приготовленный стек: кожаный, гибкий, с мягкой, конского волоса, кисточкой на конце и тяжелой круглой рукоятью. Приказал:

— Сними совсем и подними подол.

Кротов встал с кресла; полотенце, прикрывавшее ему низ живота, упало; он шел к девушке, голый, громадный, поигрывая стеком. Она тем временем вышагнула из трусиков, разогнулась и — замерла в испуге и удивлении: до этого она видела лишь его силуэт и не подозревала, что мужчина совершенно голый. И сейчас не отводила взгляда от его набухшего естества.

Он подошел к ней, махнул стеком: тот со свистом рассек воздух.

— Подними подол, я сказал! Девушка задрала края платьица.

— Умничка… Умничка… — Кротов стал обходить ее, любуясь фигуркой, легонько шлепая стеком по ягодицам, бедрам, животу… — Снимай все, кроме туфель.

Девушка раздевалась, а Кротов ходил вокруг, наблюдая и играя стеком. Снимая платье через голову, она запуталась, застыла так, он прикоснулся мягкой кисточкой к ее груди и водил кругами, пока соски не набухли и не затвердели…

Наконец она справилась с платьем, замерла перед ним нагая, глядя в пол. Он подвел стек ей под подбородок, приподнял голову, стремясь заглянуть в глаза, но она избегала его взгляда.

— Ты ведь шлюшка? Этого, Хорька?

— Я… Нет… Нет… — прошептала она, едва разлепляя спекшиеся губы.

— Шлюшка… Все вы шлюшки… Неожиданно он махнул стеком; переплетенная кожа врезалась в тело, девушка вскрикнула.

— Наклонись!