Про НИХ писатель распинался достаточно долго. Он ИХ вычислил, открыл, как астрономы планету Плутон, — на кончике пера. ОНИ — это заговор, даже не всеамериканский, а всемирный. Задача заговорщиков проста — никогда и ни за что не информировать народы о том, чем занимаются их правительства. Скрывать ВСЁ — информацию о замороженных в секретных лабораториях инопланетянах и статистику раковых заболеваний, правду о причинах всех войн минувшего столетия и подлинную историю появления СПИДа… И подноготную транзита наркотиков, естественно.
Похоже, Шах действительно занимался желтой журналистикой в «совершенно секретных» газетках. Темой, по крайней мере, он владел хорошо.
— Вы серьезно думаете, — спросил Кеннеди, — что выход нескольких ваших детективных романов был способен настолько…
— Я не пишу детективов! — перебил клиент. — И никогда не писал. Детектив — прием, форма… Я пишу литературу…
Нет, пожалуй, он сказал это чуть по-другому:
— Я пишу Литературу…
Или даже так:
— Я пишу ЛИТЕРАТУРУ…
Он помолчал, давая нам время осознать, чем именно м-р Эндрю-Исмаил Нарий-шах занимается. Потом продолжил:
— Я серьезно поговорил с Джессикой. Я умолял ее мне открыться… Она смеялась, она называла всё бредом — но в глазах, в глазах, мистер Кеннеди, — плескался страх. Я не знаю, что делать. Я люблю Джесси. Я хочу вырвать ее из лап у НИХ. А для начала — я хочу знать содержание этой шифровки.
— Доктор Блэкмор, снимите, пожалуйста, копию с документа, — сказал Кеннеди с абсолютно серьезным видом.
Я сделала на ксероксе две копии (себе на всякий случай тоже). У меня уже появились кое-какие подозрения о содержании шифрограммы.
Кеннеди обратился к клиенту:
— Вы уверены, что не преувеличиваете, мистер Нарий-шах? Что ваша супруга действительно завербована ИМИ? Что разгадка не лежит в другой области: любовная интрига, или…
Он осекся, остановленный реакцией клиента. Тот скорбно кивал головой, словно говоря про себя: все, все вы думаете, что я преувеличиваю… НО Я-ТО ЗНАЮ!!!
— Хорошо, — сказал Кеннеди. — Я берусь за это дело. Завтра в это же время вы получите расшифровку. Оплата — тысяча долларов. Аванс — половина.
Клиент поморщился, но чек заполнил. Кеннеди спросил:
— А теперь расскажите, при каких обстоятельствах у вас появилась эта шифровка. Насколько я понял, миссис Нарий-шах не позволяла вам их изучать и копировать.
— Мне ее прислали. На электронный адрес… Вернее, не мне, а… Тут такая запутанная история…
С помощью наводящих вопросов история распуталась. Оказывается, после того, как Джессика не справилась с обязанностями литературного секретаря (в частности, однажды умудрилась стереть объемистый файл новой повести мужа) — электронный адрес писателя за небольшую плату обслуживал его сосед, студент колледжа. Сканировал рукописи и отсылал в издательства, получал и распечатывал на бумаге приходящую к Шаху корреспонденцию. Среди сегодняшней оказался и этот листок, адресованный Джессике. Хотя у нее был свой адрес…
— Я понял, что у НИХ произошла какая-то техническая накладка! Что это мой шанс! И вы должны помочь мне его использовать, мистер Кеннеди!
— Поможем, — уверенно заявил Кеннеди. Он был полон оптимизма. У него имелись в распоряжении целые сутки, чтобы заработать тысячу клиента. А заодно — мои кровные двадцать долларов.
Когда спустя три часа я вновь зашла в офис, Кеннеди сидел, обложившись книгами. Слева лежал томик Эдгара Аллана По, открытый на «Золотом жуке». Справа — томик Конан Дойла, заложенный, я не сомневалась, на «Пляшущих человечках»…
— В английской письменной речи самая частая буква — е, — бормотал Кеннеди себе под нос. — Потом идут в нисходящем порядке: a, o, i, d, h… Черт побери, полная бессмыслица!
— Можешь, отправишься спать? — предложила я. — Утро вечера мудренее.
— Ну нет… Я сначала расколю этот орешек.
Я не стала настаивать. И завершила на этом трудовой день.
К утру пепельница была полна окурками, корзина для мусора — исчерканными и смятыми листами. К Эдгару По и Конан Дойлу добавились несколько книг по криптологии. Атмосфера в кабинете полностью состояла из смол и никотина.
— Похоже на шифр Паркинсона-Галлея с плавающим кодированием, — приветствовал меня Кеннеди. — Но все равно получается полная ахинея!
— Доброе утро, Кеннеди, — ответила я, включая вентиляцию на полную мощность. До повторного визита писателя оставалось девять часов.
Еще через час Кеннеди осенило:
— Язык не английский! Черт возьми, знать бы, какой язык изучала Джессика в школе…
Вскоре миссис Хагерсон была отправлена в небольшую местную командировку — и по ее возвращению Кеннеди с головой зарылся в словари и учебники французского, немецкого и испанского языков.
Я же неторопливо отсканировала свою копию шифровки — мне и самой стало любопытно, что за послание пришло Джессике Нарий-шах…
— А если наш писатель не псих? — тоскливо спросил Кеннеди у меня, когда до условленного срока оставалось меньше двух часов. — Если тут действительно какие-то шпионские страсти и девчонка просто передаточное звено? Тогда шифровка может быть хоть на иврите, хоть на русском…