Белая

- Я бы не отпустил тебя от себя, я бы всегда знал, где ты. Но Хения был убежден, что погубил тебя. Ты стала одной из нас, а он отправил тебя обратно в мир бледнолицых, потому что в племени тебе было уже небезопасно. Он боялся, что ты не выживешь, что тебя погубят. Его сердце было разбито. Он стал тенью того вождя, которого я знал, и я понял, какие слова должен был сказать ему. И я сказал, что ты сильная, что ты выдержишь. Мы должны были подумать, что будем делать в мире белых. Я видел, что фермеры сгоняли индейцев с их земель, а фермеров сгоняли строители железных дорог и я не понимал против кого воевать. В то время, когда ты была изгнана, Хения редко появлялся в стойбище. Он словно потерялся, нигде для него не было приюта. До меня доходили вести, что Легкое Перо одна хлопочет по хозяйству, что ей помогает Смеющаяся Женщина мать Пронырливого Барсука. Пока он рыскал по прерии со своими Равнинными Волками, я все дальше забирался в дебри городов, от того слишком поздно узнал о трагедии, что случилась с моим народом. Я слышал, что нашему племени было приказано идти в резервацию, и слышал про последний бой Хении и Равнинных Волков. Это мне, ликуя, прочел из говорящего листка газеты один пьянчуга в грязном баре, куда пускали индейцев. За то, что мне было позволено войти в бар, меня заставили выпить за победу синих мундиров и за капитана О' Генри. Пить я не стал, а тут же ввязался в драку и меня избили. Я пришел в себя в какой-то грязной канаве, выполз из нее и кое-как добрался до леса. Там я молился духам и горько смеялся про себя. Подростки и старики нашего племени все же потрепали этого О' Генри. Не мешкая больше, я вернулся. Сказать, что ты по-прежнему отравляла мне жизнь не сказать ничего. Все от чего я бежал, вернулось с большей силой, но теперь меня терзало еще и беспокойство за тебя. Твой взор потух, в нем не было жизни, тоска иссушала твой разум и сердце, ты больше не желала бороться. Духи забирали тебя у меня на глазах. Чем я мог помочь тебе? В этот раз я жаждал спасти тебя, но знал, что ты не примешь моей помощи, чтобы я не предложил тебе. Ты считала, что моя ненависть подобна каменному монолиту, но каждый раз от боли за тебя этот монолит давал трещину и рассыпался. Как-то я увидел, что ты идешь к холмам. Легкое Перо смотрела тебе вслед, она уже устала жить за вас обоих. Я подумал, что ты решила уйти в Страну Предков к Хении. Легкое Перо, кажется, приняла это, но не я. Я последовал за тобой, завернувшись в шкуру, решив, что если ты захочешь убить себя, я изобью тебя и притащу домой за волосы. Но ты - Белая. Хения не зря гордился тобой. Ты -- воин. Тогда, на холме, ты излила свою боль и тоску звездам, а когда пошла обратно, то заметила меня. Я готов был выслушать упреки, оскорбление, даже снести твое молчаливое презрение, но не то, что ты бросишься ко мне. Да ты права, мне нужно было сразу же оттолкнуть тебя, как только ты назвала меня Хенией, но... я не мог, не было сил отказаться от твоей любви, хотя готов был иногда придушить тебя за то, что ты так могла любить Хению. Да, я должен был убить тебя тогда, чтобы ты не страдала и не причиняла страдания мне, но я не мог... я готов был подбирать объедки с богатой трапезы Хении и просить еще. И я опять и опять приходил на холм... Днем я ненавидел, презирал тебя, называл распутной, видя, как любовь к Хении возвращает тебя к жизни, но ночью снова покорно приходил на холм, дрожа от страсти, словно ты была единственной женщиной в мире... Разум нашептывал мне пугающие мысли. Он говорил, что ты погибнешь, когда узнаешь, кто был на самом деле все эти ночи твоим любовником, но я думал, что это будет потом, потом, а может быть никогда. Каждый раз я надеялся, что ты догадываешься обо мне. Днем старался встречаться тебе чаще, чтобы найти подтверждение в твоих глазах, но ты смотрела на меня холодно и отрешенно, как на чужого и я готов был побить тебя за это, потому что для меня ты стала моей женщиной, женой. Я не хотел отказываться от того, что ты мне дарила в исступленной страсти. Но ты узнала... и как мне было удержать тебя? Если бы не Легкое Перо сочувствующая мне… Она подтвердила, что ты ждешь ребенка и... я испугался... Я испугался, что ты не захочешь его, что ты не дашь ему родиться... поэтому я был так жесток с тобой. Я хотел пробудить твою волю к жизни. Мудрая Легкое Перо была права, ребенок хоть как-то связал нас. Она умоляла меня быть терпеливым, видя, как я тоскую по твоим ласкам и бешусь, когда ты отталкивала меня. Потом пришла зима, и я уже думал не о том, как заполучить тебя к себе, а о том, чтобы ты с детьми выжила. Я боялся, что ты начнешь отказываться от того, что мне удавалось подстрелить в угодьях белых. Если бы я был пойман, меня бы тут же повесили. Но ты была благоразумной и брала все, что я приносил, может быть из-за мудрых слов Легкого Пера, а может из-за голодного плача наших детей. Я часто подходил к твоей палатке и слушал вас, чтобы потом, согревшись сердцем, вернуться обратно к Сосновой Игле...