Вся комедия должна была доказать неспособность генерала Арсеньева командовать корпусом и заставить высшее командование назначить его заместителем Балаховича. После этого части должны были снова перейти в наступление и на примере доказать целесообразность этой смены командования. Во время пребывания генерала Юденича в Ревеле генерал Гоф настоял на замене Арсеньева Балаховичем. Поддержанный левыми общественными деятелями, которые были по сердцу английским представителям, Балахович казался Гофу истинным демократическим начальником, единственно способным поднять весь край на борьбу с коммунистами во имя демократии. Приказ пришел во Псков во время отсутствия генерала Арсеньева, но его начальник штаба генерал-майор барон Велио (барон Владимир Иванович Велио, л. – гв. Конной артиллерии) все же был принужден передать дела полковнику Стоякину, исполняющему обязанности начальника штаба Булак-Балаховича. По возвращении Юденича в Нарву состоялось совещание командиров корпусов и некоторых начальников дивизий. На этом совещании, по требованию собравшихся генералов, Юденич решил арестовать Балаховича, но сам отдать приказ не решился, так что посланный для выполнения этого решения полковник Перемикин приехал в Псков, снабженный лишь приказанием, написанным на листке полевой книжки, за подписью генерала Родзянко, в котором полковнику Перемикину предписывалось, по приказанию Главнокомандующего, арестовать генерала Булак-Балаховича и всех его приближенных. Талабский, Семеновский и Конно-Егерский полки посланы были под видом подкреплений в Псков. Немедленно по вступлении Талабского полка в город начались аресты по указанию барона Велио. Сам Балахович и чины его штаба были арестованы без всяких затруднений, но вслед за тем Балахович ускользнул из-под надзора и бежал к эстонцам, которыми он был принят с распростертыми объятиями. Бегство Булака случилось исключительно по вине Перемикина, который, вместо того чтобы его арестовать, взял с него лишь честное слово, что он не покинет своей комнаты. Приставленному же к нему графу Шувалову (Павлику) было лишь отдано приказание присутствовать при всех разговорах Балаховича. При этом Перемикин даже обещал Балаховичу дать ему возможность проститься с полками. Этим обстоятельством Булак и воспользовался, он вышел из дома и, объехав полки, скрылся у эстонцев. Вся эта история мало отразилась у нас, но красные в связи с неожиданным нашим отходом из-под Пскова сочли эти события за первые признаки разложения нашей армии, о чем они и писали в своих газетах.
Почти одновременно началось наступление красных на нашем участке фронта. Целью своего продвижения они поставили занятие Гдова, единственного оставшегося в наших руках города.
25-го числа началось оживление на фронте к югу от Осьмина. Красные начали теснить расположение даниловцев и 26-го перешли на левый берег Сабы южнее Псоеди (не родилось ли это название из басни о том, как «самряки» собаку съели?), но благодаря стойкости даниловцев, переименованных к этому времени в Темницкий батальон, и удачной стрельбе моего 2-го взвода, дальше им продвинуться не удалось. Ожидался со дня на день наш контрудар в Лужском направлении, ждали лишь прибытия и подхода на фронт тяжелой артиллерии, прибывшей из Англии. Наступление должны были вести волынцы, почему они 27-го числа были сменены у Лип Уральским полком. Красные продолжали яростные атаки на Псоеди, и им удалось оттеснить даниловцев из этой деревни на Чудиново. Атаки эти поддерживались ураганным огнем артиллерии, сосредоточенной против Осьмина. После одного из таких обстрелов мне предложили посмотреть в старой церкви, построенной Петром Великим, чудесный случай сохранения одного из образов от красной ярости. Коммунисты весь день обстреливали церкви (их было в селе две: старая и новая), считая, что в них скрывается наш артиллерийский наблюдатель. Восточный фас церкви был весь изрешечен шрапнелью, были разрывы и внутри храма. Одна шрапнельная пуля пробила стекло, предохранявшее старую икону, вделанную в киот. Сила удара была такова, что пуля проделала лишь небольшое отверстие в стекле, но, не задев иконы, упала к ногам изображенного на ней святого.