Наше командование имело право предпринять такой труднейший маневр, каким являлся фланговый марш на Петроград, лишь в случае наличия достаточного количества резервов для отбития удара, направленного на нашу коммуникационную линию. Такими резервами нельзя считать слабые части 4-й дивизии и Запасный полк 2-го корпуса.
Вина в нашей неудаче безусловно в большой степени лежит на наших так называемых союзниках. Их снабжение было скверное и пришло слишком поздно: армия была неодета, некоторые артиллерийские части получили оружие и прибыли на фронт уже к началу нашего поражения (батарея Иоммерта в 3-й артиллерийский дивизион). Но главная их вина в том, что они толкали нашу армию в наступление на Петроград, обещая для этого помощь на море своим флотом и эстонскими частями с суши, и еще в том, что наш и без того слабый тыл они еще ослабляли, внося рознь своими интригами и давлением в смысле образования «демократического» Северо-Западного правительства.
Но союзники себя особенно подло показали в самое тяжелое для армии время, в декабре 1919 года, когда армия умирала от болезней и голода, стиснутая между большевиками и враждебно к нам настроенными эстонцами.
Конечно, наше командование сделало большую ошибку, что не смогло сговориться с Финляндией. Последняя требовала от нас признания своей самостоятельности, генерал же Юденич на это не шел. Генерал А.А. Мосолов мне лично передавал содержание своего разговора с маршалом Маннергеймом, который взял на себя роль посредника между финнами и нами. Единственным условием финнов было признание их самостоятельности. И тогда они бы добровольцами ударили на Петроград…
Светлейший князь А. Дивен
Ливенцы и Северо-Западная армия244
Я, после двухдневного отдыха на пароходе «Princess Marguerite», 31 июля вечером приехал к Гунгербургу у устья Наровы. Навстречу мне был выслан катер под Андреевским флагом. Радость увидеть этот дорогой нам флаг была велика. Верстах в трех от Нарвы нас встретил катер с командующим армией генералом Родзянко, его супругой и моим помощником и заместителем полковником Дыдоровым, которого я отправил уже раньше для встречи наших частей при прибытии их в Нарву.
От него и узнал, что наш первый батальон, восторженно встреченный в Нарве, сразу был пущен в бой и тут же заработал себе славу захватом нескольких деревень, причем в наши руки попалась значительная добыча, особенно много пулеметов. От большевиков было получено известие, что появление новых частей, одетых в германскую форму и идущих в бой во весь рост, произвело ошеломляющее впечатление на красных.
Генерал Родзянко любезно пригласил меня остановиться у него на занимаемой им богатой даче Половцевых. С генералом Родзянко я виделся в последний раз в Либаве в феврале того же года. От него я узнал о Северо-Западной армии следующее:
Когда генерал Родзянко прибыл в Ревель, то Псковская, так называемая Северная, армия переформировалась в Северный корпус, которым командовал полковник Дзерожинский. Боевая деятельность была незначительная, но эстонцы устойчиво держались на противобольшевистском фронте, воодушевляемые сильно пробудившимся национальным чувством. Отношения к русским вначале были хорошие, но начали портиться, когда дошли слухи о нежелании Колчака и Деникина признать независимость Эстонии. Русские части стояли в феврале в двух группах. Одна действовала в районе Нарвы, другая южнее Юрьева в Псковском направлении, и продвинулись к концу месяца – первая до Нарвы на правый берег Наровы, а вторая подошла верст 18 до Пскова. После Пасхи Главнокомандующий эстонской армии генерал Лайд онер приказал сменить части 2-й бригады на Юрьевском фронте и перебросил их на Нарвский фронт.
В мае генерал Родзянко начал наступление на этом фронте, результатом коего было занятие станции Веймарн графом Паленом, а затем и Ямбурга. Таким образом, к концу мая было три боевых участка: южный (Гдовский) по реке Желчь до реки Плюссы, под командою полковника Балаховича, средний от реки Плюссы до Сабека под командою полковника Дзерожинского и третий от Сабека до Финского залива под командою графа Палена. Южнее расположения корпуса эстонцы самостоятельно заняли Псков. В начале июля левый фланг двинулся до Капорья и начал подходить к Гатчине.