Белая борьба на северо-западе России. Том 10

К счастью для меня, я не пережил всей тяжести унижения нашей армии, происшедшего не столько от причин, зависящих от нас, сколько от ряда мер, предпринятых эстонским правительством. Наши союзники англичане («Антантины сыны», как их стали называть в армии) молча смотрели на это организованное истребление русских белых полков и пальцем не пошевелили, чтобы как-нибудь помочь нам. Люди как мухи гибли от болезней – достаточно сказать, что количество больных достигало 16 000 человек, когда в армии числилось немногим больше 20–25 тысяч. Эстония считала, что роль Русской Белой армии уже окончена. После того, что наши Белые полки помогли изгнать большевиков из пределов Эстонии зимой 1919 года, после того, что мы в продолжение 9 месяцев прикрывали ее границы, Эстония решает уничтожить эту армию, как лишнюю помеху для заключения своего позорного мира с ворами и убийцами – большевиками.

Со своей стороны англичане, потеряв надежду на использование Белых армий для своих корыстных целей – получения концессий на севере России, хладнокровно присутствовали при медленной смерти тысяч людей, поверивших им. Белая армия больше не выгодна Англии, значит, она должна быть уничтожена. Какими же путями это сделать, все равно, – это лишь подробности. Таким образом погибла наша Белая армия.

Считаю своим долгом отметить, что случаи эксцессов солдат по отношению к своим офицерам, в отличие от развала Российской армии в прошлую кампанию, были очень редки. Достославные сотрудники «Свободы России», общественные деятели, друзья и ставленники англичан делали все от них зависящее, чтобы эти эксцессы вызвать: в целом ряде статей порицалось поведение офицеров, солдаты призывались к насилию над своими начальниками в смысле снятия погон. Снова наше многострадальное офицерство из спасителей превращалось в кровопийцев. Когда же, наконец, кончится это издевательство?!

* * *

Я снова оказался в эмиграции. Часто друзья и знакомые в Гельсингфорсе задавали мне вопрос: «Отчего кончился неудачей ваш поход на Петроград?» Отвечу лишь на этот вопрос, так как анализ всех причин нашей неудачи завел бы меня слишком далеко. Тут было и отсутствие «вождя» во главе нашей армии, и недостаток снабжения, и разнобой между фронтом и тылом, и предательство союзников, и т. д. Почему-то все вопрошающие были убеждены, что задачей нашей армии было исключительно занятие Петрограда, ее непосредственным назначением. Со взятием бывшей столицы связывали обязательный конец Гражданской войны и как будто даже роспуск нашей армии. По-видимому, и наше командование было проникнуто этим крайне поверхностным взглядом, иначе было непонятно, как могло оно предпринять столь трудную операцию, как взятие Петербурга, при тогдашнем состоянии нашей армии. Вся операция ведь носила характер набега. Поэтому на вопрос, могли ли мы взять Петроград, отвечаю: да, могли, если бы успели подойти к городу до прибытия красных подкреплений из Москвы; если бы генерал Ветренко раньше перехватил Николаевскую железную дорогу и смог бы задержать подвоз курсантских частей, и т. д., и т. д., то есть ставлю занятие Петрограда в зависимость от причин чисто случайных. Но тут же оговариваюсь, что совершенно не представляю себе, что бы было с нашей армией после занятия города, в котором мы получили бы 800 тысяч голодного населения в тылу и очень мало солдат на фронте. И дальше указываю, что от Невы и до Чудского озера у нас стояла бы редкая цепь, которая не смогла бы сдержать наступление даже незначительных красных отрядов. В то же время до перенесения нашей армейской базы в Петроград вся питающая армию железная дорога Нарва – Петроград оставалась бы под угрозой ударов Красной армии. Ведь мы начали наше наступление движением на восток, а затем повернули на северо-восток и подставили свои тылы ударам и из Луги, и из Струг Белых, и из Пскова. Как только обозначились эти удары, нам пришлось отступить.

Взгляд, что со взятием Петрограда настанет перелом у большевиков, по-видимому, твердо сидел в головах наших начальников, кроме того, многие недооценивали как самих коммунистов, так и их Красную армию. Большевики были гораздо сильней, чем большинство думало, и потеря «Красного Питера» хотя и была бы большим для них ударом, но далеко не окончательным, оставалась еще Москва в их руках. То время, когда по Петрограду равнялась вся Россия, прошло безвозвратно, и «Белый Петроград» не сделал бы всю Россию белой. Красная армия, очень слабая в тактическом отношении, обладала все же стройной системой, организованной бывшими офицерами русского Генерального штаба. Не то Троцкий, не то Аралов будто бы говорили: «Для меня, как неспециалиста, дважды два может быть 5 или 6, иногда 4, а для «спеца», при всем его желании саботировать, всегда дважды два равняется четырем».