Белая борьба на северо-западе России. Том 10

День 5 ноября прошел почти незаметно, под вечер пришедшие даниловцы начали располагаться в Захонье, а потому мы были принуждены перейти на хутора, где предполагалось поставить батарею на позицию. Наутро вместе с Орловым отправился в Заполье, куда телефонисты уже тянули линию, там стоял 2-й батальон красногорцев, впереди в Лемовже находилась застава. Все время через деревню кучками проходили отставшие беженцы, главный поток которых из-под Царского, Гатчины, Павловска и других мест уже успел пройти. Это количество беженцев являлось показателем того, на чьей стороне были симпатии населения.

Был легкий морозец, и все солдаты поголовно грелись по избам. На мой вопрос, что он сделал для обороны своего участка от нападения броневиков, командир роты мне ответил, что люди его слишком устали, чтобы посылать их на работу по порче железнодорожного пути – ветки на Мшинскую. Но какое-то предчувствие меня продолжало мучить, и, установив наблюдательный пункт на одном из домов деревни, я пошел в деревню Загорье к командиру батальона капитану Гинсбергу и обратился к нему с тем же вопросом, указывая, что порча полотна в этом месте не затруднительна, так как недалеко есть деревянный мост, который легко можно разобрать или сжечь. Со своей стороны, я не могу пристреляться к этому мосту, так как впереди находится наша застава. Гинсберг мне ответил то же самое, что и командир роты: «Люди устали, а кроме того, застава в Лемовже нас предупредит об опасности». Ничего не добившись, я ушел. Не успел я пробыть и десяти минут в доме наблюдательного пункта, ругаясь на беспечность пехоты, как телефонист Федоров доложил: «С заставы сообщают, что замечен дым паровоза!» Приказав немедленно уводить лошадей, я вышел из дома. В дверях столкнулся с взволнованным разведчиком. «Бронепоезд красных подошел!» – кричал он. Выбежал на дорогу и глазам своим не верю – вплотную к деревне стоял бронепоезд, на переднем пулеметном вагоне в черном штатском пальто стоял, по-видимому, комиссар и смотрел на меня в бинокль. Я тоже навел на него свой бинокль. Передавая команду на батарею, заметил полное отсутствие наших цепей, а потому крикнул разведчику, чтобы предупредил пехоту. «Господин капитан! Смотрите, цепь вправо!» Действительно, по полю по направлению к церкви бежала цепь, одновременно из-за полотна железной дороги, в шагах 100 от меня, выскочила цепь и, увидав нас, остановилась. Желая окончательно убедиться, что все это не недоразумение, я им крикнул: «Какой части?» – «А ты какой?» – ответило несколько человек, и цепь взяла на изготовку. Сомнения не могло быть. Оглянувшись, увидел, что ничего не подозревавшая пехота продолжает сидеть по домам. Махнул Орлову и телефонисту Федорову, чтобы бежали вправо через забор, сам бросился бежать по дороге. В тот же момент ошалевший разведчик Викторов бросился мне под ноги, я упал, и одновременно град пуль просвистал у меня над головой. Вскочил и побежал дальше. «Держи! Лови! Держи золотопогонную сволочь!» – раздавалось за мной. Все это происходило в мгновение ока, описывать это только надо время. В тяжелых английских «танках» было тяжело бежать, но я был молод. Мои люди скользнули между домов в поле, надо было поднять пехоту, а потому я продолжал идти по шоссе. В этот момент нагнал шагом едущего моего разведчика с заводной лошадью Викторова и вскочил на нее. Только я сел, как почувствовал сильный удар по левому колену. Рейтузы были распороты во всю ширину, через секунду показалась кровь. На фронте завязалась перестрелка, залпы по мне всполошили пехоту. Что делать? Надо было немедленно передать батарее приказ открыть огонь, с этим распоряжением отправил разведчика Суворова. Сам же поехал спешно поднять на ноги стоявший в резерве Темницкий полк. Командир батальона не хотел мне верить. «Вот доказательство», – показал я свое окровавленное колено. Приехал на батарею; Квятковский уже двигался вперед, чтобы установить новый наблюдательный пункт. Позвали фельдшера, у меня оказалась сквозная рана в колене, но каким-то чудом сустав не был задет. Пришлось ехать в обоз, стоящий в Роговицах, оттуда в извозчичьей пролетке двинулся в тыл. Был небольшой мороз, и наступила ночь. Лошадь мелкой рысцой трусила по шоссе. Я думал ехать в штаб корпуса, при котором был перевязочный пункт, в котором была Вера Алексеевна Неведомская, но, доехав до станции Вруда, решил эвакуироваться стоящим там поездом для раненых. Меня охватило чувство невероятной усталости – ранение, сидящая во мне болезнь, а главное, эти долгие месяцы непрестанного напряжения и бессонных ночей, связанных с ответственностью за свои пушки, вдруг вылились в апатию и нежелание продолжать ночное путешествие в трясучей пролетке.