Скрипя, врезалась лодка в песок. Качнуло, столкнулись штыки. Залила ноги вода. По откосу бежали наверх, трава была мокрая от росы. Цепью залегли, держа винтовки впереди. Шипели сосны.
– Третий полк еще не переходил. В штабе говорили.
– А я тебе говорю, что третий полк матросов разбил и захватил комиссаров.
– Тише там. Ну вас к чертовой матери с третьим полком!
Встали и лесом пошли. Махали ели ветвями, кололись. Вверху чуть слышен был сдавленный гул, вдали замирал хвороста хруст. Под ногами дрожали, хлюпали трясины. Колючая проволока тянулась, обрывались пустые окопы, ползли телефонные провода. Разом наполнила все ружейная трескотня, точно вдруг тысяча птиц защебетала – и не понять было откуда стреляли.
– Первая рота вперед, ура!
Спотыкаясь бежали. Лес оборвался, открылась дорога. Стихла стрельба. Стояли деревья стеной по сторонам, подглядывала чаща. Жуткая повисла вокруг тишина. Ни ель не шелохнется, не скрипнет сосна. Выслали боковой дозор, он валежником затрещал, пропал. Шагом пошли.
– Осмотреть сеновал! Иванов за старшего!
Неожиданно вышли в поля. Изгороди пошли, межи, шуршала картофельная ботва. Бледные тени ложились, ударил мороз. Огородами ворвались в деревню, по рыхлым грядам, рассыпались по дворам. Горели окна желтыми огнями, настежь раскрыты были двери. Искрились вспышки винтовок, трещоткой трещал пулемет. За деревней окопались наспех. Звенели лопаты, тяжелыми комьями скатывалась вниз мерзлая земля. Клубился пар.
– Отстал я и вижу, лезет в окно. Я туда! У плетня спотыкнулся, другой поднимается с земли, за штык хватает. Я вырвался, размахнулся, хрястнуло только. Так вместе с винтовкой упал. А того руками задушил. Царапался, черт!
– Эх, не люблю я окопы, сам себе будто могилу роешь.
– Ты не разговаривай, копай.
– Да ну их к дьяволу. Все одно вперед идти.
– А наш малыш отличился. Руки в карманах, карабин на ремне, каска надвинулась на глаза – деньги давай. А их пять человек стоят, винтовки в одной руке, в другой кошельки.
Неслышно сзади подошел поручик, остановился. Посыпался с шорохом песок.
– Не нужно окопов и посты снять.
Мы повернулись и медленно пошли. Молчала ночь, зелены были звезды. Расстилалась улица впереди, углы домов. Робко белели стволы берез, серебрилось поле вдали. Громкие раздались голоса, распахнулась светом дверь. Упали черные тени.
– Первой роты нет никого?
– Есть, а зачем?
– Раненого пристрелить – красноармейца.
Опрокинут был на заборе разбитый горшок, как осклабленный череп. Протяжный стон поднимался с земли. Вплотную стали, наклонились над бледным лицом с черными губами. Смертью горели глаза – такие глаза должны быть у загнанного волка. Пронесся улицей ветер, порывом, взвивая кверху пыль.
– Ну, так что?
– Иди ты к черту, не согласен!
Удушливо пахло жаром из избы, стукнул приклад. Разместились тесно на скамье, на печке, на полу – в темном махорочном дыму. Свешивалась вниз голова, клонило ко сну. Зажимали винтовку колени.
Наступление началось. Встало холодное утро, за ночь выпал снег, иней белел на ветвях. Солнце было красное, как медный щит. Почерневший дорогой шли, кутаясь в шинели, подняв воротники. Вились тучей над деревней грачи, хрипло лаяли собаки. В ложбине волнами клубился туман, жадно булькала вода. На мосту над ручьем стоял часовой и провожал нас глазами.
В тот день, свернув с дороги, мы лесом подошли к деревне. На опушке стали, было видно четко и далеко. Поручик поднял винтовку.
– Р-раз, р-раз, – раскололся выстрел и пробудил тишину. Грянул залп и перекатился. По полю, падая, побежали солдаты. Останавливаясь, протягивали винтовки вперед, затворы выкидывали.
Большаком мы двинулись дальше, слева все время доносилась далекая стрельба. Крестьяне по пути выносили воду, и мы долго пили из деревянных ковшей. Пересмеивались девки. Перед вечером мы вышли на линию железной дороги. Издали нас встретил пулеметный огонь. Впереди было голое поле, полк остановился. Первым выступил второй батальон, развернулся и залег. Быстро меняли форму облака, выстрелы рассыпались дробью. Тогда наша рота пошла в атаку в лоб, по дороге, в рост. Пробежал ветер. Коротким ударом мы заняли станцию. Текли блестящие рельсы, за полотном по ветру ходил бурьян. Стреляли в стаканы телеграфных столбов, и гранатами подорвали путь: пытался подойти бронепоезд. Долго стоял в синем небе белыми клочьями дым.
Мы ночевали на постоялом дворе, тяжелый сон будила тревога. В глухой беззвездной ночи мы лежали в мерзлой траве, подслушивая чью-то придушенную пальбу, пулеметы и рассыпчатое «Ура».
14 октября, во вторник, вольноопределяющийся записал в дневник:
«Идем вперед, почти не встречая сопротивления. Конноегерцы, говорят, заняли станцию Волосово, где были встречены музыкой. Мы взяли под вечер и захватили там котелок с только что сваренной картошкой. Ночью, в походе, по колонне стали передавать: атаку поддерживать общим криком. В обозе перепутали и вдруг, среди поля, позади, раздалось громовое «Ура». Не зная в чем дело, мы рассыпались в цепь и ожидали противника с тыла, а большевики покинули следующую деревню».