Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Проселками шли, большой дорогой. Ночами заморозки были, днем томила жара. Двигались в пыли ряды солдат, по выбоинам громыхало орудие, дребезжало, скрипели подводы. Головные роты сменялись поочередно, впереди их шагал неизменно седой генерал. Трудно было идти ему, он много раз был ранен – но не хотел он уставать. Деревни брали с боя, толпами сдавались пленные. Оборванные, в куцых шинелях, в опорках, лаптях, вятские, костромские, тамбовские больше, искали среди них земляков. Когда их бывало немного, возвращали винтовки, зачисляли в ряды, и они шли дальше вместе с нами. Не то их выстраивал командир, говорил им о России Великой, о поруганной вере православной, и они слушали молча.

– Нам нужны только добровольцы. Кто не хочет воевать, тех мы отправим на работы в тыл.

Отбирали табак, меняли английские танки на высокие сапоги. Вчерашние пленные одевались, раздевая новых. Спрашивали всюду, как много осталось до Петрограда. Все ближе становилось, считали переходы. Но не могли себе представить, как мы его возьмем. Почудились уличные бои, разбитые окна, опрокинутые трамваи, то казалось, что шумными криками нас встретит толпа, колокольный звон будет переливаться.

Где-то в деревне нашли солдат, спокойно куривших на завалинке.

– Вы кто, какие будете?

– Так что, война кончилась, а мы пришли домой из Красной армии.

– Идем к ротному, он разберет.

В пегих полях, на расплывшейся грязью дороге, спрятался починок из богатых изб. Чухонки с волосами как лен, с лицами, точно свежевыстиранными, скалили зубы.

– Что, белых солдат не видели, красавицы?

– Нет, были весною, да не такие, – в Петроград они шли.

– А какие, черт возьми? И мы туда идем.

– Те зря не болтали, сразу кофей пить пошли.

– Эх, пропадешь с вами, бабы! Ну, все равно, угощайте.

И дальше было село, мы вечером вошли в него. В сумерках священник со спутанными волосами, торопливо, перебивая себя, говорил, как в июне ждали белых и они не пришли, что он все бросит и с нами уйдет. Не один он, все.

– Батюшка, ведь мы вперед идем, на Петроград.

– Да, да, дай вам Бог! А когда обратно пойдете, не оставьте. Нет сил терпеть.

* * *

Желтые скошенные поля; зеленые луга, по небу тянутся темной лентой леса. Столбы пыли поднимают ноги.

– Э, черт, хоть деревня какая.

– Поменьше бы их. Как деревня – бой.

– Черт с ним, потом отдохнешь. Разве хлеб бросить?

– Погоди, есть придется.

– Найдем. Винтовку не бросишь, а с него не пропадешь.

Затянул кто-то песню, зарвался и разом замолк.

– Гляди: бабы.

– Эй, тетки, ступайте с нами воевать!

– Ох уж эта ваша война. А вы какие будете?

– Свои, тетка, свои. Аль не узнала?

– Все-то теперь свои. И откуда только берутся?

Хлопнул одинокий выстрел впереди, другой раздался, третий. Далеко по взгорью раскинулось село. Горит на солнце зеленоглавая церковь. Синее небо было в белых облаках.

– Вот и деревня твоя, дождался.

Затрещали винтовки, застрочили пулеметы швейными машинами, прошивая воздух. Мы сошли с дороги и сели на обочину. Громыхают подводы, тычась оглоблями, гремят щиты, кони ржут, отчаянная слышится брань. Медленно прошел солдат, мерно раскачивая руку в багровом рукаве. Забилась лошадь, понесла. Белобородый мужик лежит на подводе – от толчков припрыгивает голова.

– Деда напрасно убило, ему хлеб молотить.

– Пуля не спросит про хлеб. А может, и у меня молотить некому дома.

На дорогу выкатили орудие, повернули, навели. Колеса скрипят в песке.

– Эй, трехдюймовки, живее!

– Пехота, не пыли!

Артиллерийский подпоручик поднял бинокль к глазам. Он похож на огромную ночную птицу.

– Прицел ноль-ноль-два, трубка шестьдесят.

– Есть.

– Огонь.

Рвануло воздух, рассыпалось битым стеклом. Свистнул, удаляясь, снаряд. Орудие подпрыгнуло, подалось назад и задумалось. Послышался вдали слабый разрыв.

– Господин поручик, прикажите вперед идти. Оглушат нас, дьяволы.

Поручик не ответил, взводный погладил длинный ус.

– Нельзя, потому мы прикрытие, вроде как бы заслон.

Пули визжат над нами, по дороге бьет пулемет. Шипя ушла одна в канаву. Кто-то вздрогнул, подобрал выше ногу.

– Первая рота, влево!

Разом поднялись и пошли, надвинулись друг на друга. Передние стали.

– Куда лезете на подводы, места мало!

Сбились кучей, пули падали дождем. Засунув руки в карманы, с ноги на ногу переступали – голову держали прямо.

– Что мы за пулеглоты, всех не переловишь.

– А ты плюнь, на черта они тебе.

Щелкают пули, взбивая пыль. Вдруг какая-нибудь неожиданно громко ударит в землю и войдет в нее.

– А еще первая рота, добровольцы тоже!

– Не вашему брату учить нас. Артиллерист, туда же!

– Приставлен к орудию и крути там. А где не спрашивают, не суйся. Так-то!

Посреди дороги стоял прапорщик, лицо у него было строгое. Он тряхнул головой:

– Первая рота, вперед! За мной!

Прапорщик повернулся, побежал. Полы серой шинели широко развеваются по ветру. Дрогнула грудь. Мелькает орудие, подводы, солдаты остаются позади. Впереди широкая дорога, за ней небо встает голубой стеной.

– Кавалерия идет!

Над прыгающим пулеметом возятся солдаты, что-то невнятно кричат.

– Первая рота, налево в цепь!

Путаются ноги в вязкой траве, спотыкаются, скользят.