Бельгийский лабиринт

Когда вы говорите на нидерландском, он подпитывается диалектом — в словах, в звуках, в построении фраз. «Подпитывается» означает, что диалект дает языку свежую кровь. Но я замечаю и нечто противоположное: язык страдает малокровием, потому что фактически вы говорите не от своего имени. Например, вам нельзя употребить какое-то слово, потому что оно может оказаться диалектным.

Если к этому добавить следы многолетнего господства французского в нашем языке, получаешь то, что зачастую называют фламандским. Конечно, это наша общая черта, от побережья до Мааса, она превыше всех диалектов и продолжает быть бичом нашего языка. Ибо сколько бы ни походили друг на друга диалекты Северного Брабанта и нашего Кемпена, северные брабантцы ни к чему не чувствительны, ничего не ждут, ничем не интересуются и ни за что не станут продавать свой товар покупателю по льготной цене. Это галлицизмы, их сотни, и они отравляют наш язык каждодневно. Язык рекламы по радио, например, нашпигован галлицизмами. Но этим дело не кончается. Похоже, что тексты такой рекламы составляются людьми, с головы до пят одержимыми одной-единственной злонамеренной идеей — разрушить нидерландский язык. И повинны в этом не какие-то фирмы, вступившие в сговор, а некие тесно связанные между собой компании, иначе говоря, одобряющий «глас народа», а также рынки и Интернет, хотя не уверен, все ли я правильно перечислил, потому что английский тоже преднамеренно разрушается.

Добротные нидерландские выражения, предлоги, существительные и т.п. вытесняются настолько активно, что люди воспринимают нидерландский эквивалент слова как нечто неестественное. Кроме того, возникает малая языковая граница по государственной линии. Французский, въехавший без билета в наш запутанный нидерландский язык, продвинулся уже до ворот Розендала. Нидерландец, приезжая в Бельгию, обнаруживает, что здесь говорят на другом языке. Вонь от испорченного нидерландского поднимается к небу, но путник вдыхает ее как экзотический аромат и восклицает, ошеломленный: «Круто! Вот он, фламандский!»

Между тем есть еще один фактор, который пачкает язык Южных Нидерландов, разъедает его, как смертельная язва. Это колченогий узурпатор в рубище, но с гонором и хамством парвеню. Он называется «местнический фламандский». Это язык, на котором говорят на богатых виллах в наших разбитых на участки, изуродованных деревнях. Это язык мальчиков и девочек, которые ходят в приличную школу и высмеивают своих одноклассников за то, что те не умеют красиво говорить.

Словарный запас этих мальчиков и девочек не вульгарен, нет, но он беден. Построение фраз не простонародное, но витиеватое. Выговор не грубый, но безликий.

Пусть я буду говорить на изысканном голландском или топорном деревенском, на языке гентских рабочих с Мёйде или языке официального перевода Библии на нидерландский — на чем угодно, только не на этом! Избави меня Боже от «местнического фламандского»!

Кроме того, эти слюнтяи думают, что говорят на приличном нидерландском! Они чувствуют себя на голову выше диалекта, а голландский ненавидят.

Местнический фламандский — это язык новоиспеченной ложной фламандской самоуверенности, родившийся из презрения к языку простых людей и боязни нидерландского; это уродец, язык новой Фландрии, исполненной духовной лени. Самое дурное в этом никчемном «местническом фламандском» то, что его всё больше перенимают простые люди.

В самом деле, филологи и социолингвисты всех мастей радостно приветствуют бельгийский вариант нидерландского. Они торжественно возвещают о кончине эталонного языка, потрясая результатами так называемого реалистического анализа и жонглируя прогрессивными, а по сути регрессивными идеями. Ура! Гип-гип ура! Долой языковую норму! Долой притеснение! Долой языковую полицию! Эти языковеды представляются мне людьми, которые хотят отменить красный свет на перекрестках, чтобы, ухмыляясь, считать столкновения автомашин.

Языковеды уверяют, что они лишь изучают явления, а не оценивают их. Вздор. Они выносят приговор хорошему нидерландскому и хотели бы поскорее привести этот приговор в исполнение.

Я тоже оцениваю, но не отказываюсь от своих оценок. Я ненавижу этот, с позволения сказать, вариант, потому что он угрожает жизни моего языка, нидерландского, и иссушает питающие его корни — диалект. Отвратительный полуязык размазывают по всей стране, как жидкий навоз. Фламандский регион уже обработан, и теперь жарят в духовке фламандский язык, причем это не язык Гвидо Гезелле, «Лиса Рейнарда»[38]или Хюго Клауса. Блюдо давным-давно подгорело, остался только чад.