Так как большинство присутствовавших на беседе членов президиума Главного комитета были скрытыми монархистами, они осторожно позондировали почву и относительно возможной реставрации Романовых. Снова Корнилов дал не вполне определенный ответ, хотя и указал, что он лично этого бы не желал. Однако такая позиция не вызвала у собеседников Корнилова неприязни. Они сознавали, что поднимать «движение» под монархическим лозунгом в той революционной, антимонархической обстановке, которую переживала страна, означало бы уже с первых шагов обречь его на провал. Не надо было быть большим политическим стратегом и тактиком, чтобы сообразить, что для сплочения сил, враждебно настроенных или настраивающихся против революции и большевизма, лучшим знаменем может стать шовинистическое знамя «порядка» во имя «спасения» гибнущей России. Монархическое знамя же следовало пока держать в чехле. Но в дальнейшем… Как признавался председатель Главного комитета Л. Новосильцев, он лично считал, «что нам Романовых не избежать». Конспираторы из Главного комитета могли быть довольны беседой с Корниловым. Тот же С. Ряснянский писал, что его ответы были поняты как согласие на то, чтобы со временем стать «правителем».
После этой встречи то небольшое конспиративное ядро, которое образовалось при формировании Главного комитета офицерского «союза» еще в конце мая — начале июня, стало тайно именовать себя «корниловским», «корниловской группой».
Между Ставкой, с одной стороны, и Петроградом — с другой, началось оживленное двухстороннее движение. В Могилев прибыли представители «Республиканского центра» К. Николаевский и полковник Л. Дюсемитьер. Они были приняты Корниловым, который после этого выделил полковника Л. Новосильцева и В. Сидорина в качестве связных между Ставкой и «Республиканским центром». Затем через посланца генерала Крымова — полковника Г. Дементьева была установлена связь Ставки и с «крымовской организацией».
Так, в конце июля начал завязываться узел корниловского заговора, участниками которого стали члены конспиративной группы («корниловской») Главного комитета «Союза офицеров армии и флота» в Ставке, офицеры «крымовской организации» и члены «Республиканского центра» с его организациями-«спутниками».
Не вполне ясно, как конкретно осуществлялось финансирование заговора и его головки. Имеющиеся сведения (главным образом мемуарные) отрывочны и часто противоречивы. Все же можно считать установленным, что этот вопрос решался через «Республиканский центр», связанный с промышленно-финансовыми кругами как непосредственно, так и через гучковско-путиловское «Общество экономического возрождения России».
Названные организации и группы явились прямыми организаторами корниловского выступления в конце августа 1917 г.
Более сложным представляется вопрос о степени вовлеченности в корниловщину партии кадетов. Милюков и некоторые другие кадеты позднее утверждали, что их отношение к Корнилову можно выразить формулой «сочувствие, но, к сожалению, не поддержка». Однако из кадетского же лагеря раздавались и другие голоса. В. Маклаков, например, опровергая Милюкова, считал, что, если бы не «поощрительная позиция» кадетов, Корнилов, вероятно, «не поторопился бы» и что кадеты фактически подтолкнули его «на то решение, которое было принято им позже» (т. е. в конце августа).
Думается, что истина лежит где-то посередине. ЦК кадетов не мог не опасаться, что выступление контрреволюционных генералов и офицеров обернется авантюрой и тогда провал ее, в случае если кадеты окажутся к ней причастными, нанесет партии непоправимый удар. К тому же левой части кадетов в генеральском путче и установлении военной диктатуры виделось попрание тех либеральных и демократических принципов, которым они были искренне привержены.
Вместе с тем многим кадетским лидерам, и прежде всего Милюкову, уже после Апрельского кризиса становилось ясно, что революция (в их понимании!) «сошла с рельс», что «спасение» надо искать но на путях коалиции с социалистами, а «вне со». Но «вне» этой коалиции был правый лагерь с ого идеей «твердой власти», военной диктатуры.
Не вполне четкая линия кадетской партии по отношению к возможному военному перевороту отражала отсутствие единства, наличие в партии правой и левой группировок. И все же кадетская равнодействующая в отношении к корниловщине смещалась вправо. Явные симпатии большинства были на стороне Корнилова. Многие считали, что только генералы и военная диктатура могут «спасти положение». Им очень бы хотелось, чтобы генералы совершили переворот, покончив с «революционной анархией», но они в то же время страшились, что неудачная попытка этого переворота приведет к еще большей «анархии».