«Белое дело». Генерал Корнилов

Наконец, Савинков получил от Филоненко следующее зашифрованное сообщение, наверняка способное поразить читателя какой-то опероточностью. «То, что Ваня, Федор, Генрих, Эрна, Жорж делали тогда с Запада теперь может быть в шатре с востока. Конь бледный близко, так мне кажется. Пожалуйста, исполните все то, что завтра утром вам передам». Очевидно, что Филоненко не нагромоздил бы эту словесную абракадабру, если бы она не являлась шифром, заранее согласованным с Савинковым. Названные лица — герои его романа «Конь бледный», и он должен был понять следующее: то, что эти «книжные лица» готовили для России «с Запада», т. е. революционный заговор и переворот, теперь другие, «ставочные» люди готовят для России с «востока в шатре», т. е. речь идет о противоположном, контрреволюционном заговоре в Ставке.

По Филоненко все-таки «перешифровался». Савинков сообщил ему, что смысл полученной шифровки ему не вполне ясен. В ответ Филоненко пообещал направить доверенного солдата с секретной депешей, а пока просил вызвать в Петроград для допроса начальника военных сообщений генерала Тихменева. И снова на условном языке доносил, что этот генерал «ведет под уздцы коня бледного для Лавра» (т. е. для Корнилова), к тому он, Филоненко, имеет «много оснований…». «Я очень рад, — сообщал далее Филоненко, — что у Фонвизина (заместитель Филоненко как «комиссарверха». — Г. И.)

чрезвычайно музыкальный слух; я, конечно, сделаю то, что надо человеку решительному и благовоспитанному. Примите во внимание, что я не хочу есть неспелую грушу, но вместе с тем знаю, что созревший фрукт, падая с дерева без воли стоящего под деревом, может больно ушибить». Филоненко, таким образом, декларировал свою и Фонвизина готовность продолжать наблюдение за ходом подготовки заговора.

В Петрограде, в военном министерстве, где заседал Савинков, явно насторожились. Тихменев был вызван в Петроград, но затем вызов отменили. Решили, вероятно, что при тех отрывочных и невразумительных сведениях, которые поступали от Филоненко из Ставки, такой шаг может стать преждевременным: только «спугнет» заговорщиков. Но главное, по-видимому, все-таки заключалось в другом. Корнилов со своей программой «оздоровления» фронта и тыла был нужен Савинкову (и Керенскому), и на основании каких-то, пока еще маловразумительных, сигналов от Филоненко ломать столь тщательно вынашиваемый план ликвидации «революционной анархии» они не хотели. Они рассчитывали на полюбовное соединение «красного флага» Керенского с «крепкой рукой» Корнилова. Филоненко дали понять, чтобы он не осложнял отношений со Ставкой, что, конечно, по означало прекращения наблюдения за ней. К тому же информацию о том, что там происходит, Савинков получал и по другим каналам, в частности через начальника контрразведки штаба Петроградского военного округа и военного министерства, а до этого преподавателя санскрита, доцента Московского университета П. Миронова. Этот Миронов через «агентов наружного наблюдения» и дворников установил также слежку за квартирой Завойко в Петрограде. Они установили, что в ней во время наездов в Петроград будут бывать адъютант Корнилова полковник В. Голицын и даже сам Корнилов. В поле зрения агентов Миронова попал и некий «Союз монархистов», хотя установить его связь со Ставкой не удалось. Подозрения, таким образом, не только оставались, но, пожалуй, и усиливались.

Это с полной очевидностью обнаружилось во время встречи Керенского с Корниловым, который 3 августа прибыл в Петроград для представления Временному правительству своего доклада с разработанной в Ставке программой милитаризации тыла по образцу фронта. В ходе беседы, состоявшейся в Зимнем дворце, Керенский как бы между прочим поинтересовался мнением Корнилова: стоит ли ему, Керенскому, при складывающихся обстоятельствах оставаться во главе государства? Корнилов дал уклончивый ответ. Он сказал, что, несмотря на то что влияние Керенского явно «понизилось», тем не менее, «как признанный вождь демократических партий», он должен все же оставаться у власти.