Белые лилии

Она качает головой, из ее глаз скатывается еще одна слезинка.

– Возможно, ты действительно так думаешь, но я вижу, как ты общаешься с детьми. С сыном Бэйлор. С моими племянниками и племянницами. Думаю, ты просто никогда не пробовала. Ты всегда возвращаешь их, как только они начинают плакать, или когда покакали, или когда им что-нибудь нужно. Ты всегда им только улыбаешься, смеешься с ними, но не делаешь ничего больше. Но я тебя знаю. Я знаю, что ты справишься.

– Как насчет одной из твоих сестер? – спрашиваю я. – Уверена, они были бы счастливы его усыновить. Это было бы идеальным решением.

– Нет, Скайлар. Он должен быть со своей мамой и своим папой. Настоящими мамой и папой.

– Но мы с Гриффином… Я просто не могу.

– Можешь. Я знаю, что можешь.

– Ты не можешь заставить нас быть вместе, Эрин. Да, ты можешь попросить нас попробовать, но ты не можешь заставить нас влюбиться друг в друга.

Эрин смотрит на меня и приподнимает бровь. Неужели она все знает? Но откуда?

– Я видела искру между вами. Понимаешь, когда у меня началась менопауза, я перестала быть такой сексуальной, какой была раньше, когда мы с Гриффином начали заниматься сексом в университете. Я старалась быть хорошей женой и делать его счастливым. Я старалась быть сексуальной. Но иногда трудно притворяться, когда твое тело просто этого не хочет. Гриффин видит в тебе детородную, сексуальную женщину. Я вижу это по тому, как он следит за тобой, смотрит на тебя, когда ты этого не видишь. Ты носишь его ребенка, и, хочет он этого или нет, его влечет к тебе: мужчины так запрограммированы.

Я просто смотрю на нее, качая головой.

– Ты бы предпочла, чтобы ребенок рос без матери? Потому что я знаю, что Гриффин на это согласится. Он приложит все силы, чтобы стать хорошим отцом-одиночкой. Ради меня. Но неужели ты действительно хочешь взвалить на него такую ношу? Ты же видишь Мейсона. Ты видишь, как тяжело ему растить ребенка одному. Детям нужны оба родителя. Я знаю, что так бывает не всегда, но у этого ребенка так быть не должно. Ты вполне способна обеспечить ему прекрасную жизнь. Ты вполне способна полюбить Гриффина и создать с ним семью. Ты знаешь, как сильно я верю в судьбу. Все случается не просто так. Я пришла в этот мир, чтобы объединить тебя, этого ребенка и Гриффина. Позволь мне это сделать. Иначе моя жизнь будет напрасной.

Выслушав ее нелепое заявление, я прищуриваюсь.

– Ты правда так считаешь? Что тебе суждено умереть молодой и отдать своего мужа и ребенка другой женщине?

– Нет. Мне суждено навсегда стать ангелом-хранителем этого прекрасного ребенка. И я хочу начать прямо сейчас. Пожалуйста, Скайлар. Это мое единственное предсмертное желание. Сделай это ради меня. Ради него, – она указывает на мой живот.

Я беру со стула куртку.

– Я не могу… Мне пора.

Я иду к двери и не оборачиваясь произношу:

– Я попрошу Бэйлор или твоих сестер посидеть с тобой, пока Гриффин не вернется.

И выхожу из палаты. Я прохожу по коридору и захожу в лифт. Потом спускаюсь на первый этаж и иду к выходу. В животе у меня начинает бурлить. Я знаю, что это означает, так что бегу в ближайший туалет и едва успеваю добежать до раковины, когда из меня извергается моя порция пиккаты.

Я вытираю рот и смотрю на себя в зеркало. Что происходит? Это просто невозможно. Все это время я хотела Гриффина. Я хотела то, что принадлежит Эрин. Я даже представляла себя на ее месте. В ее жизни. А теперь она вручает мне это на блюдечке с чертовой голубой каемочкой! Она хочет, чтобы я жила ее жизнью. Стала ею. Растила ее ребенка. Трахала ее мужа.

В голове у меня крутится только одна фраза, которую когда-то сказал мне отец.

Остерегайся своих желаний.

Глава 14

Черт бы ее побрал!

Я должна сейчас работать над списком. Планировать все, чтобы последние месяцы ее жизни были наполнены необычными впечатлениями, чтобы рядом были друзья и родные. Как она могла все испортить своей возмутительной просьбой? Теперь я могу только сидеть и думать о том, что она сказала. Она сама не знает, чего хочет. Наверное, это в ней говорит болезнь. Ребенку будет гораздо лучше с приемными родителями, которые будут любить его, чем с матерью, которая его даже не хочет, и с отцом, который бог знает сколько будет оплакивать Эрин.

Я точно знаю, что сейчас сделала бы, если бы не была беременна. Я бы напилась. В хлам. Я хочу забыть все, что произошло за последние два дня. Я хочу вернуть все как было. Жизнь была такой легкой. Мне нужно только было решить, что надеть утром, и потом убедиться, что посетители ресторана всем довольны. А теперь мне надо выбирать гроб и выполнять последние желания умирающей женщины.

Не знаю, сколько я тут пролежала, но внезапно у меня возникло странное ощущение. В животе затрепетало – меня что, сейчас опять вырвет? Я закрываю глаза и дышу, пытаясь предотвратить приближающуюся дурноту, когда вдруг осознаю, что происходит нечто невероятное. Почти незаметное, как взмах крыльев бабочки, трепетание, которое я ощущаю, – это не тошнота, это шевеление ребенка. О боже.