Белые лилии

Я непроизвольно кладу ладонь на живот и сосредоточиваюсь на этом ощущении. Он там. Внутри меня растет настоящий, живой человек. То есть я все это время об этом знала. Я даже видела Горошинку на УЗИ, но все стало настоящим только в эту секунду. Почему именно сейчас? Почему он выбрал именно этот момент, чтобы дать мне знать, что он там? Потому что я сказала, что я его не хочу?

Меня охватывает чувство вины. Справлюсь ли я? Смогу ли я быть матерью? Это не входило в изначальные планы.

Трепетание заканчивается так же быстро, как и началось. Я довольно долго лежу неподвижно, надеясь, что он пошевелится еще. Он в порядке? Что-то не так, раз он перестал двигаться?

Я вздрагиваю от неожиданного стука в дверь и иду открывать.

Я смотрю в глазок и вижу темноволосую макушку Гриффина. Он подался вперед, опустил голову вниз, а вытянутой рукой держится за дверной косяк. Эрин все ему рассказала? Или он просто пришел обсудить список? Когда я думаю о том, как встречусь с ним после того, как Эрин сбросила на нас такую бомбу, у меня учащается сердцебиение.

Я осторожно открываю дверь, и Гриффин теряет равновесие, словно забыл, что опирался на дверь. Он вваливается в мою квартиру и чуть не падает на пол. Потом смотрит на меня – и все написано у него на лице. Он все знает. Он повержен. Потерян. Разбит. Он также пьян в стельку, о чем свидетельствуют шаткость его походки и запах изо рта.

– Ты пьян?

– Черт, очень надеюсь, что да, – бормочет он. Он идет на кухню и начинает шарить в шкафчиках.

– Что ты делаешь?! – Я следую за ним.

– Есть что-нибудь выпить?

Гриффин открывает шкафчик над холодильником и достает из него бутылку шампанского. Бутылку, которую купила, но так и не открыла Эрин, когда мы делали второй тест на беременность. Я забыла, что она все еще там.

Я пытаюсь вырвать бутылку у него из рук.

– Не открывай! Это от Эрин.

Гриффин широко раскрывает глаза и не отдает мне бутылку. Потом поворачивается ко мне спиной и отрывает фольгу с пробки.

– Гриффин, перестань! Не надо.

Он смеется, когда пробка вылетает, и из бутылки проливается немного жидкости. Это страшный смех. Смех, полный боли и отчаяния. Смех сломленного человека.

– Ну так тем лучше, что это от нее. Поднимем тост за чертову прекрасную пару. За нас! – Он салютует мне бутылкой и делает большой глоток.

Я смотрю, как он залпом пьет теплое шампанское. Я опасаюсь, что он выпьет слишком много – вдобавок к тому, что он уже выпил. Это никому не принесет пользы. Я буквально отрываю бутылку от его губ, отчего немного жидкости проливается на пол.

– Посмотри, что ты наделала! – кричит он, глядя на лужу на полу. – Только зря тратишь хорошее шампанское! Это не лучшее начало. – Его затуманенные глаза встречаются с моими. – Собираешься и дальше указывать мне, что делать? Как моя чертова дражайшая половина, да?

– Гриффин, перестань! – перекрикиваю я его. – Так мы ничего не добьемся. Так ты сделаешь только хуже.

– Ха! – Он чуть не падает, поскользнувшись на пролитом шампанском, но хватается за стол и удерживается на ногах. – Хуже? Как я могу сделать еще хуже? Моя жена умирает. Умирает! И она хочет, чтобы я трахнул ее лучшую подругу. Нехилый прощальный подарочек, да? А ты? Что ты почувствовала, когда тебя назначили моим утешительными призом?

Слезы застилают мне глаза. Я пытаюсь не принимать его слова близко к сердцу. Он пьян. Ему больно. Он опустошен. Он пытается справиться с безумным требованием своей больной жены. Я не могу его винить за то, что он напился. Если бы я могла, я сделала бы то же самое.

Он хочет забрать у меня бутылку, но я не не отдаю. Минуту мы боремся, потом его рука соскальзывает, и бутылка падает в раковину, разбиваясь на тысячу мелких осколков. Мы оба смотрим на нее. Потом я чувствую боль, опускаю взгляд и вижу, что порезала руку осколком.

– Черт! – злобно выкрикиваю я.

Мне больно. Но еще большую боль я испытываю от всей этой ситуации.

– Черт побери, Скай, не чертыхайся!

Я поворачиваюсь, чтобы взять полотенце, но поскальзываюсь на шампанском. Гриффин подхватывает меня и заключает в объятия. Я не успеваю осознать, что происходит, когда он обрушивается на меня губами. Он целует меня с отчаянием мужчины, который никогда больше не поцелует ни одну женщину. И на один короткий миг я позволяю ему это сделать. На одно короткое мгновение я хочу забыть про всех и про все. Я хочу забыть про смерть, про списки того, что надо успеть сделать, и про последние желания. Забыть о младенцах, оставшихся без матери, об овдовевших отцах и о горюющих друзьях. На одну секунду я позволяю себе просто почувствовать губы Гриффина на своем теле.

Но когда этот миг проходит и я полностью осознаю, что происходит, я отстраняюсь от него. И даю ему пощечину. Изо всех сил.

– Что ты делаешь?!

– Я делаю то, чего хочет она! – кричит он.