Белые лилии

– Нам необязательно принимать решение прямо сейчас, – говорю я. – Этот малыш от нас никуда не денется. Но Эрин захочет узнать наш ответ. А у нас его нет. Что же нам с этим делать?

Гриффин закусывает щеку и смотрит в потолок.

– Думаю, скажем ей то, что она хочет услышать. Мы не будем сами заводить этот разговор, а когда она спросит, скажем, что мы готовы попробовать. Ни больше ни меньше. Договорились?

– Договорились.

Несколько минут мы сидим в неловком молчании. Почему это занимает столько времени? Ведь это всего лишь прическа и макияж. Эрин и так красива, так что им даже не надо особо стараться. Я судорожно пытаюсь придумать, о чем еще поговорить.

Я смотрю на Гриффина – он потирает татуировку на плече.

– Думаешь, Эрин правда сделает себе татуировку? – спрашиваю я.

Он хихикает. Я его понимаю. Сама мысль о том, что такая кисейная барышня, как Эрин, сделает себе татуировку, ужасно забавляет.

– Кто знает. Но если она решится, я пойду с ней и буду держать ее за руку. Я готов на все ради нее, Скайлар.

В этом утверждении есть какой-то скрытый смысл? Минуту назад он сказал, что не уверен, что сможет выполнить ее просьбу, а теперь заявляет, что готов на все. Может, он имеет в виду, что он готов на все, пока она жива, но потом все может измениться.

– Это уже началось, – говорит он.

– Началось?

Гриффин кивает.

– Раньше я не обращал внимания на симптомы. Она проглатывала или забывала слова. Постоянно чувствовала усталость. У нее болела голова. Но я не придавал этому значения. Но теперь, в последние два дня, я замечаю мельчайшие симптомы. Они просто кричат мне, они очевидны – как то, что у нее голубые глаза. И новые симптомы тоже появились. Ее рука выпадает из моей, когда она перестает ее чувствовать. Иногда она повторяет один и тот же вопрос два раза. Это уже началось. И мне больно на это смотреть.

Мне тоже больно на это смотреть. Но я стараюсь об этом не думать. На это у нас еще будет время. Я пытаюсь разрядить обстановку:

– Слушай, можно я завтра устрою для Эрин девчачий день? Она хотела покрасить волосы, и у меня есть еще несколько идей времяпрепровождения, которые мальчикам не интересны.

Гриффин выглядит огорченным, словно он не хочет ни на секунду отпускать Эрин. Но я вижу, что он понимает, что ей это нужно. Ей нужно проводить время с родными и друзьями тоже. Гриффину надо отпускать ее побыть с нами. Даже если это самое сложное из всего, что он когда-либо делал. Он что-то ищет в телефоне, потом берет с ближайшего столика ручку и листок бумаги. Он царапает что-то на листочке и протягивает его мне.

– Это телефон стилиста, который работает со многими фотомоделями, которых я снимал. Я сейчас напишу ему и предупрежу, что ты позвонишь. Он мне должен. Если он в городе, он вас примет. Я в этом уверен.

Когда Эрин выходит из гримерки, я просто обалдеваю. Ее подводят к месту, где она будет стоять среди большой группы людей. Предполагается, что она находится в центре толпы на концерте. Выносят сухой лед, чтобы создать туман. После того, как всем рассказывают, что в этой сцене происходит, свет приглушают. У Эрин всего одна фраза. Когда главный герой проходит сквозь толпу, она должна на него натолкнуться и сказать: «Простите». Только и всего. Это все, что ей нужно сделать. И для этого потребовалось два часа делать ей прическу, макияж и подбирать костюм.

Мы с Гриффином не можем оторвать от нее глаз. Она просто сияет. Она воплощает мечту каждой маленькой девочки. Энергия, которая исходит от нее в затемненной студии, осязаема. Она прекрасна. Она живая.

Гриффин тут же достает из сумки, которая стоит у него под ногами, фотоаппарат. Он делает десятки, если не сотни фотографий Эрин. Я его понимаю. Она излучает счастье.

На то, чтобы снять сцену так, как нужно, ушло полтора часа и шесть дублей. Но не из-за Эрин. Она была безупречна. Каждый раз. Все дубли показались мне совершенно одинаковыми. Может, это Гэвин попросил режиссера растянуть съемки, чтобы продлить для Эрин удовольствие? Когда я замечаю Гэвина, стоящего за одной из камер, он мне подмигивает. Я так и знала!

Я бросаю взгляд на Гриффина. Он смотрит на свою жену с благоговением.

– Как она счастлива! – говорит он, глядя на нее. – После сегодняшнего утра ей это было очень нужно.

У меня внутри все напрягается.

– Что-то случилось?

– Мы заходили с ней в школу. Она сказала своим ученикам, что не вернется. – Гриффин качает головой, и я понимаю, что ему жаль семилеток, которые, наверное, считают, что Эрин умеет ходить по воде. – Она не рассказала им всей правды. Сказала только, что болеет, поэтому больше не сможет быть их учительницей. Это было просто душераздирающее зрелище, Скайлар. Они все столпились вокруг нее. Умоляли ее не уходить. Говорили, что будут ей помогать и хорошо себя вести. Сказали, что готовы на все, лишь бы она осталась. Я очень хорошо их понимаю, и меня это совершенно опустошило.

– Гриффин, мне так жаль.