Белые лилии

Не особо задумываясь о том, как Гриффин разозлится, если я воспользуюсь его оборудованием, я подкрадываюсь к тому месту, где оно лежит, беру один из фотоаппаратов, который, кажется, управляется всего одной кнопкой. Я прячусь за деревом и навожу фокус. Потом делаю несколько снимков Гриффина с отцом. Его отец, кажется, счастлив быть здесь со своим сыном. Надеюсь, когда Гриффин увидит эти фотографии, он станет относиться к отцу еще благосклоннее. Каждый заслуживает второй шанс. Уж я-то точно знаю. Как и Гриффин, я делаю десятки снимков в надежде, что хотя бы один из них отразит истинное настроение этой минуты.

Я не испытываю удачу и быстро кладу фотоаппарат на место, потом подхожу к ним и присоединяюсь к беседе. Эрин притягивает меня к себе.

– Джек Пирс, познакомьтесь со Скайлар Митчелл. Это моя лучшая подруга, которая к тому же вынашивает вашего внука.

Мистер Пирс переводит взгляд с Эрин на Гриффина, потом на меня. Очевидно, об этой маленькой детали ему никто не сообщил. Он бормочет:

– М-м-м… понятно… здравствуйте, мисс Митчелл. Это вы мне звонили на днях, да?

Эрин смеется над неловкой ситуацией и объясняет мистеру Пирсу, что такое суррогатное материнство.

Уголком глаза я замечаю какое-то волнение, а потом вижу, что к нам бежит Гэвин. Он выглядит радостным, но в то же время он в панике.

– Пора! – кричит он, переводя взгляд с меня на Эрин.

Когда Эрин все понимает, у нее загораются глаза.

– Пора! О боже! Пора!

Гэвин везет Бэйлор в роддом, а мы вежливо прощаемся и покидаем вечеринку. Эрин обнимает и целует тех, кого, вероятно, видит в последний раз. Потом мы с Эрин и Гриффином садимся в такси. Улыбка на лице Эрин красноречивее любых слов. Я так благодарна, что это произошло сейчас, а не в один из ее плохих дней. Кто знает, сколько хороших дней ей осталось?

Мы с Гриффином сидим в зале ожидания вместе с моими родителями и несколькими друзьями. Мэддокс родился довольно быстро, так что никто не ожидает, что вторые роды затянутся надолго. Главный вопрос заключается в том, мальчик у них родится или девочка. Они решили не узнавать пол ребенка заранее. В результате им подарили много желтой фигни.

Я смотрю на свой едва заметный живот и снова задумываюсь про пол ребенка. Как и Эрин, я чувствую, что это мальчик. Не знаю почему. Может, потому, что Эрин хочет, чтобы это был мальчик. Как по команде, Горошинка шевелится у меня внутри, и я непроизвольно кладу руку на живот.

Гриффин шумно вздыхает рядом со мной. Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он широко раскрыл глаза от изумления.

– Ребенок шевелится? Ты его уже чувствуешь?

Я киваю и улыбаюсь.

– Да. Уже примерно неделю.

Он оглядывает зал ожидания, а я слежу за его взглядом. Все болтают или читают журналы. Он снова смотрит на мой живот.

– Как ты думаешь, я смогу это почувствовать? Ну то есть… э-э-э… ты не будешь возражать, если я?..

Гриффин просто очарователен. Кажется, я еще никогда не видела, чтобы мужчина так краснел. Он сгорает со стыда, прося меня об этом, но в то же время видно, что он очень этого хочет. Я хватаю его ладонь и кладу себе на живот.

– Не знаю, сможешь ли ты почувствовать. В книге написано, что другие начинают чувствовать шевеление гораздо позже.

Его рука лежит у меня на животе, он смотрит мне в глаза.

– Ты читаешь книги о беременности?

– Да, читаю, – подтверждаю я. Потом киваю на живот: – Почувствовал?

Он качает головой и замирает в напряженном ожидании, как будто оно поможет ему ощутить, как ребенок двигается.

А я просто смотрю на него. На его лице я вижу изумление. В его глазах – восхищение. Как бы я хотела, чтобы Горошинка сейчас пнула его руку. Я задумываюсь о том, что означает этот жест. Он просто пытается наладить связь со своим ребенком? Или здесь что-то большее?

Может, Гриффин еще ничего и не чувствует, но я очень хорошо чувствую различные ощущения, которые расходятся по моему телу от простого прикосновения его руки. Я пытаюсь контролировать свое учащающееся дыхание и надеюсь, что он не слышит громкий стук моего сердца. Он прикоснулся ко мне впервые с того дня, когда, будучи пьяным, поцеловал меня. Он намеренно сохранял между нами дистанцию, несмотря на все усилия Эрин нас сблизить. Но границы стерлись. Кажется, над нами всегда теперь висит вопрос, как не проявить неуважения к Эрин и в то же время выполнить ее последнюю просьбу.

Здесь, в эту минуту, когда его ладонь лежит у меня на животе, я почти могу представить себе, что мы семья. Я почти могу представить, как мы приедем в роддом, и те же самые люди, которые ждут сейчас здесь, будут ждать, когда мы объявим о рождении нашего ребенка.

Нашего ребенка.

Я впервые подумала о Горошинке как о нашем с Гриффином ребенке. Возможно ли это? Сможем ли это сделать? Или я просто обманываю себя?

Через минуту Гриффин убирает руку, и я тут же ощущаю на своем теле пустоту. И, конечно, сразу же чувствую себя виноватой, когда вспоминаю, что Эрин здесь неподалеку. Она бы порадовалась, что он положил руку мне на живот? Или улыбнулась бы и сделала вид, что именно этого и хочет, хотя на самом деле ее это убивает?