Белые пешки

Он понимал. Мне ли не знать? Все это время у нас правда было до хрена работы, но Алеф не переставал думать о делах, связанных с расчлененкой и шахматными фигурками. То добавлял что-то на свою стену, то убирал оттуда; вел досье по жертвам; плодил на столе книги по восточному антиквариату и почему-то по оккультизму. Когда он поделился некоторыми подробностями, думать стала и я. Но мне и сейчас сложнее прощупать закономерности, я не такая умная. Может, я бы и не пыталась, но эти изодранные тела, с которыми так перекликаются мои детские кошмары… уже не вестерн, а триллер. И я даже примерно понимаю, почему Алеф не может оставить это так. Ему все это кажется какой-то жестокой игрой, он боится – точнее, уверенно утверждает, – что скоро трупов станет больше. Есть в его реакции и что-то еще – на это намекал дядя Владя. Но вот туда меня точно не пускают. Интересно, пустят, если я смогу с ним замутить? С Алефом, Марти! С Алефом, не с твоим батей!

Шахматы вызывают больше всего вопросов: три старинные пешки из дорогого набора. Три человека стали фигурами на непонятной доске маньяка без лица и имени. Мне эта доска даже представляется: клетки черно-белые, буквы и цифры в золоте. Игроки расставляют фигуры – одну за другой, медленно, с паузами. Но вижу я только «черную» половину и тень «черного» игрока. «Белое» скрывает мрак. Может, и нет там ничего белого?

Первой убили Ларису Минину, довольно молодую женщину, сотрудницу цветочного магазина. Ее сначала загрызла какая-то тварь, потом тело бросили в реку. Обсидиановую пешку извлекли из горла. Что о Ларисе известно? Одинокая, ни родителей, ни мужа. Одевалась необычно, была обожаема клиентами, занималась танцами. Хозяйка сети «Имя Розы» звала ее Персефоной, убивалась из-за ее смерти: Лариса, по образованию биолог, выводила для сети какие-то до фига уникальные сорта цветов. «Ну, странненькая она была. Ну, молчаливая. Ну, с секретами. Я ничего о ней не знала, но она казалась таким солнышком, даже в своих готичных платьишках! А какой сорт роз мне подарила! Мир праху…»

Второй пешкой стал вот тот самый тип, которого мы нашли с Т.И. Петр Нагарин, таксист. Вообще неинтересная личность, ну разве что тоже одиночка, да еще коллеги по таксопарку звали его в шутку Извозчиком без головы: лихачил, но ни разу не попадался ГАИ. Хороший служащий, спортсмен – разряды по стрельбе и по плаванию. Реконструктор, каждый год принимал участие во всяких таких фестивалях, где отыгрываются русские имперские сражения: из войн с Наполеоном, с турками, со шведами. Вроде адекватный. Не привлекался, на работе был на хорошем счету, несмотря на свою тягу к скорости.

Третий убитый из этой пресной картинки выбивается – итальянский режиссер с русскими корнями, Фредерик Самойлов, снимал артхаусные драмы. Летел в Милан на фестиваль, нашли в туалете самолета с такими же ранами, с зажатой в кулаке фигуркой. Говорят, был «красавец-мужчина»: по-итальянски смуглый и темноволосый, по-русски сероглазый. Очень нравился женщинам. Единственная странность – боязнь огня и даже фотовспышек, все отмечали: фоткать он себя запрещал, мог просто броситься на папарацци и сломать технику, мог ударить. Врагов не имел, хотя не знаю, правда ли, что в мире кино все на ножах и прирезать Самойлова мог завистник? А достать точную копию первых пешек, чтобы как-то что-то подстроить? Да нет, хреномуть…

Я думаю о них не меньше, чем об Анне в последнее время, – потому что они ближе. Очень жаль, что мы пока никак не можем во все это влезть. Впрочем…

Ладно. Свои тревоги я оставлю при себе. Маленькая девочка внутри меня уже почти перестала подавать голос. Она не боится ни кровожадных собак, ни злых людей. А особенно сейчас, когда она определенно влюбилась. И нет у нее больше воображаемой мамы, на которую она могла бы оглядываться в надежде мелькнуть однажды положительным персонажем в ее репортаже.

Покойтесь с миром, Анна. Я не защитила вас, но буду защищать других.