Белые пешки

Когда брала тетрадку, думала: «Ну, опять попрет». Всякое дерьмо. Из моего мозга. Буду жаловаться, как было тяжело вливаться в рутину, как я оказалась не готова видеть расчлененку и особенно – слушать признательные показания тех, кто ну вот совсем, ни хера не раскаивается. Сыновей, убивающих старых родителей за квартиры. Жен, травящих мужей. Дикие совершенно штуки вроде пацана-десятилетки, который выкинул с балкона новорожденную сестренку – к маме ревновал. Были, конечно, и нетривиальные дела вроде тяжких телесных, которые нанесли друг другу два актера прям на репетиции «Трех мушкетеров» в театре и жуткий совершенно случай, когда врача-хирурга дошантажировали до убийства пациента – муниципального депутата. Но в основном семейная, бытовая, дружеская грязь. Марающая все на свете, выматывающая и заставляющая сомневаться, с хера ли я вообще пошла на эту работу. Человечество… если так, чисто посмотреть на дела, которые тащим мы с Алефом, в человечестве можно и разочароваться. Оно завистливое, мелочное, жадное, ревнивое, тупое. Пару раз я это даже высказала – когда были срывы. А срывы у меня были, серьезно, я рыдала как мразь, а Киса, Медянка и даже Шпендик меня успокаивали. Мы вообще быстро поладили, быстрее, чем я думала. Даже не знаю, как я прошла их проверку на прочность, но я прошла. Алеф… с Алефом посложнее. С другой стороны, от него я в предпоследнее свое рыдание услышала кое-что до хрена философское, но верное:

– Потерпите, Ника, – да, мы старомодно на «вы», хотя с остальными давно «тыкаем», – скоро вы сломаетесь.

– Сломаться плохо, – проныла я, решив не признаваться, что уже ощущаю себя ебаными руинами.

– Все мы однажды сломались и срослись, – тихо возразил он, и остальные вдруг закивали, как ученики буддийскому старцу, – каждый на своем деле.

Так примерно и вышло.

Вообще Алеф быстро начал казаться милым – местами. Да с первого дня, когда я влетела в кабинет с криком «Курсант Белорецкая прибыла!», а он молча вручил мне новенькую кружку с эмблемой МВД и коробку сливочной помадки. Собачки на его столе уже не было, но оказалось, что он правда коллекционер. У него две вышки, вторую он получил после тридцати – когда, как это сейчас говорится, «выгорел» в МУРе. Стал искусствоведом, специалистом как раз по декоративной керамике. Потом понял, что «дорога мента» (это шутка Шпендика) зовет назад, и вернулся, но к карьерным высотам больше не стремится, так, сидит рядовым опером и отмахивается от повышений. Ходят разные разговоры о том, где именно Алеф «выгорел», одна версия краше другой. Но пока это загадка. Мне он не открывается, хотя я хотела бы узнать его поближе. Очень.

Очень-очень.

Очень.

Блядь… ну уже ведь понятно, что я крупно так попала, правда?

Вляпалась. Как еще никогда.

Вот коза!