Белые пешки

Когда Макс упал в книжки и начал изучать литературную теорию, он часто говорил нам с девчонками про путь героя. Это такая заёбистая и дурацкая, по-моему, штука вроде Lego для писателей. Ты из этих цветных квадратиков с впуклостями и выпуклостями собираешь сомнительную конструкцию must have, как сказал бы Лева, событий. Ну, которые должен в книжке прожить твой условный Гарри Поттер, чтобы… а чтобы что? Вот это я у Макса обычно и спрашивала, а он таращился и не понимал: «В смысле что? Чтобы поменяться!» «Ну а если я ни хера не хочу меняться и не хочу, чтобы герой менялся?» – допытывалась я. «Тогда у тебя истории не получится», – уверял он, а Марти тыкала меня локтем в бок, мол, не учи ученого, хочет – пусть надрачивает. «Джек Воробей не так чтобы меняется, – напоминала я. – Или, не знаю, Холмс, Атос, даже Глеб Жеглов, там изменения совсем по мелочи». Макс только пожимал плечами. А вот в его глазах я уже тогда палила ее – странную зависть к тем, кому не нужно меняться, чтобы стать историей. Кто, например, уже поменялся достаточно, но за кадром.

Как Алеф, видимо. И насчет себя я думала что-то похожее.

А теперь кое-что еще поняла. Некоторым вещам, которые хотят изменить во мне работа и жизнь, нужно мешать. Всеми силами. Упираться ногами в землю и материться. Не давать пути героя волочь тебя силком.

– С чего вдруг портрет? – поинтересовался Дэн.

Ника неловко одернула плюшевое синее платье. Утром она позвонила Дэну и, включив в себе девушку, кокетливо пригласила на вечер в гости. Мол, хочет, чтобы он ее нарисовал, вот прямо сейчас, в подарок. Теперь он стоял в дверях и выжидательно на нее смотрел, переминаясь с ноги на ногу. Глаза были потухшими, Нике это очень не нравилось. Переживает… кто бы не переживал? Она отошла, пропуская его в квартиру.

– Папы нет, в командировке. А я вот печенье испекла. Пойдем чаю попьем?

Печенье было шоколадное, не подгорело, и втайне Ника им гордилась. Нужно будет и Алефу испечь, вдруг оценит? Дэн все с тем же пустым выражением лица снял куртку, повесил. Убрал со лба длинные пряди, откинул за спину тонкую косичку. На волосах таял снег.

– Мне казалось, ты хотела, чтобы я тебя нарисовал. – Он начал рыться в сумке, видимо, в поисках каких-то материалов. Ника вздохнула и выдала:

– Вот только у тебя нет настроения рисовать. Я же знаю.

Дэн замер, поднял взгляд и впервые улыбнулся. Кажется, он не злился.

– А тебе не нужен портрет. Об этом я тоже догадываюсь.

Улыбка тут же исчезла; Дэн продолжил механически рыться в вещах, хмуря брови. А Ника мялась рядом, ведь она понятия не имела, что делают в таких случаях, что, например, сделали бы Сашка, Лева, даже скромная Ася? Она действительно позвала Дэна не ради рисунка. Просто беспокоилась. Просто хотела увидеть, справился ли он, пережил ли и… не стал ли как-то иначе воспринимать ее. Может, и справился. Может, и пережил по-своему – закрывшись в раковине. А вот насчет восприятия?

– Дэн, – Ника вздохнула. – Ну Дэн… – дернула его за рукав.