Белые пешки

– Ты здоров как… да блин, как Муфаса! И стая разъяренных травоядных тебе не грозит, сейчас не девяностые, окстись!

Проехать удалось немного. Пробка стала еще гуще. Отец тихо клацнул зубами.

– Печально, – пробормотал он, – но кроме тебя, Симба, у меня львят нет.

Надо же. Понял шутку и даже по именам запомнил героев?

– Так заведи, – хмыкнул Лева. – Раз не спешишь. Я, наверное, правда какой-то дефективный, чего со мной вязаться, раз на твои активы и прочие богатства мне…

– Да ты тупой просто! – опять завелся Сизиф, ухватил его за ворот и притянул ближе. Лева мог отчетливо различить сетку красных прожилок, покрывающих белки его глаз. – Тупой малолетний долбоеб!

Леве было двадцать шесть, но он только тяжело вздохнул: папе знать лучше.

– Настолько тупой, что меня на последнюю «вирусную» конференцию в Пекин позвали и в Бостон звали в лабораторию? – Вырываться он не стал, но тоже оскалился и глаз не опустил. – И вообще, у тебя и Артем Витальевич тогда тупой? Что не хочет с исследовательской работы на организаторскую и двойной оклад его не прельщает?

Отец только зарычал. Это был еще один его камень преткновения, пусть помельче.

– Уймись, – одернул Лева. Вот теперь он правда сердился, пьяное благодушное терпение заканчивалось по мере того, как крепла тошнота. – Башкой подумай, а, кто будет ебашить, делая твою шарашку такой крутой, если ты всех ученых…

– Ладно! – резко капитулировал Сизиф. Все-таки мозги ему пока не отказали, а может, просто не хотелось драть глотку. Лева надеялся на первое. – Тут я хватил, конечно, вы у меня золото и молодцы, и я ценю вас, что бы ты там ни выдумывал, но…

– Так не ценят. – Лева все-таки отстранился. – Нет, пап. Так – не ценят.

Секунду казалось, что Сизиф, мнущий скрюченными пальцами воздух, подумывает об убийстве. Характер у него правда был взрывной, а конкретно эта тема с каждым разом провоцировала взрывы быстрее. Лева ждал, украдкой осматриваясь: если машины двинутся, это чудовище хоть можно будет отвлечь. Но все стояли как влитые.

– Лёв, слушай, – прозвучало на полтона ниже. – Ну. Ученых крутых у меня много. А сын один.

Точно даже извиняясь, он пожал плечами. Пробка все-таки начинала рассасываться, метр за метром, и машина снова тронулась. Сизиф сжимал руль и кусал губы, Лева вглядывался в развязку. Они въезжали на мост, неподалеку маячил Белорусский вокзал.

– Я устал. – Сизиф рассеянно взглянул вперед, потом ненадолго возвел глаза к потолку. – Ты ко мне все время придираешься.

– Я… – Лева аж подавился. – Я что?..

– И еще затираешь об обесценивании. – Его не услышали. Сизиф буквально зашипел сквозь зубы: – Я вам зарплаты плачу! Гранты и тендеры выбиваю! С хмырями из минздрава по баням хожу, чтоб все на мази было! – Он ударил кулаком по клаксону. Какой-то жучок-фольксваген спешно удрал подальше. – Да я…

«А вот я все это не смогу, понимаешь? Я лучше буду тем, для кого стоит выбивать гранты». Но говорить это было бессмысленно. Лева уже пробовал, не раз.

– Ты… – Сизиф на него все же глянул, беззлобно, но словно с легким отвращением. – Я знаю. Ты боишься повторить судьбу этого своего тезки из «Жука в муравейнике».

Вот же блядь. Иначе не скажешь. Вот куда вырулили.

– Не бойся! – Снова он посмотрел вперед, заходили желваки на скулах. – От Абалкина у тебя только имя. Он был, при всех его лихих миссиях, рефлексирующей рохлей. Весь из себя «дохуя необычный». А ты у меня уже сейчас волк. Нет, не так. Лев.

Лева молчал. Слова отца – при всей общей серости фаната качественной советской фантастики – не были лестью. Они действительно трактовали гениальную повесть Стругацких совсем по-разному, как и всю жизнь. Если Лева в «Жуке в муравейнике» видел историю личности, у которой буквально украли право быть собой, то Сизиф – скорее последствия бесполезных бунтов. Инфантильную неготовность ни рычать, защищая свои права, ни, приземленно выражаясь, ходить по баням, чтоб все было на мази.

– Он не был рохлей. – Лева посмотрел отцу в глаза. – За него просто все решил Мировой совет. Увидел в нем опасность, стал манипулировать, не давая права…

– Ой, да плевать! – Снова нетерпеливый щелчок пальцев: «Заткнись, я все сказал, а тебе не надо».

– Нет, не плевать! – вспылил Лева. Машина опять замедлила ход. – Подумай-ка. Он долгое время не замечал

, что им кто-то рулит. Все было цивильно. Прекрасное будущее, светлый мир. А потом вот, «стояли звери около двери…»

Сизиф поежился. Надо отдать ему должное: наверное, понял и представил в красках.

– Брось, – пробормотал он и даже фыркнул. – Дичь, особенно после твоих «не девяностых». Мы живем все-таки не в антиутопии. И я не собираюсь тебя…

Лева покачал головой. Разговоры о «Жуке…» оставили от его и так подпортившегося настроения дымящиеся развалины.

– Заставлять? – закончил он сам. – Что ты тогда никак не отъебешься?

Сизиф тяжело посмотрел исподлобья, но Лева опять не отвел глаз. До секунды, пока губы не расплылись в усмешке:

– Англичанин мой, приятно от тебя такие словеса слышать.