Белые пятна

«На следующее утро я сделал дарственные надписи на трех картинах и отправил их Воронкову. Примерно через неделю я с утра стал ждать на лестнице горисполкома приезда Воронкова. Когда он подъехал, я остановил его и спросил: «Вы получили картины?» Он даже «спасибо» не сказал, только кивнул. Надо отметить, что в райисполкоме в это время решался вопрос о моей квартире. Я пошел через несколько дней туда, а мне говорят: решения нет. Это меня удивило. Я спросил: «Разве вам еще не дали указания сверху?» Решил вновь встретиться с Воронковым, чтобы понять причину задержки. Но его уже сняли.

Следователь. Зачем вы все-таки подарили картины Воронкову?

Художник. Я решил, что так они хорошо сохранятся, поскольку у него лучшие квартирные условия. Я не имел в виду, что мой подарок будет способствовать получению мною квартиры.

Следователь. Зачем же вы тогда, подарив картины, ждали Воронкова на лестнице?

Художник. Мне было важно узнать его мнение о моем творчестве».

Переведем дух. Воздержимся от комментариев. Поговорим о другом.

На что рассчитывал Воронков? На что надеялся? Неужели уверовал, что так будет всегда? Неужели считал, что кругом — сплошь «помощники» и «друзья»: и снизу, и сверху, и сбоку? Что смолчат, не выдадут, спаянные преступной порукой, что мафия эта вся заодно, что люди окрест не видят, не слышат, не знают, не думают?

И когда он бражничал в самых модных ресторанах курорта, ни за что не платя, требуя «блеска и шика»? Хоть и пил он в тесном кругу, запирался в потайных кабинетах, хоть и вход туда был перекрыт, хоть официанты были доверенные и сторожа тоже доверенные, — неужто он думал, что все так уж отчаянно глухи и немы?

И когда праздновал свои юбилеи на горе в Рыцарском Замке, где его ублажали (исключительно из уважения!) ансамбль цыган, ансамбль джазистов, еще какие-то певцы и танцоры, шатенка Рая, блондинка Оля, брюнетка Зоя — целое полчище бездельниц, которые пили, ели, загорали, катались на машинах за государственный счет, а в соседних аулах резали ягнят и везли юбиляру — с расчетом, что он учтет, не забудет, отметит, — неужто он думал: так надо, так положено, все идет по порядку? Что — сойдет?

Не сошло! Не помогли покровители, не помогли друзья детства, не помог «железный Онарик», — некий зав. пивным баром у одного из московских рынков, про которого его друг Воронков говорил, что он «может все». «Все» — может, а вот это — не смог.

В статье, бичующей курильщиков, Воронков, если помните, писал: «Большие надежды мы возлагаем на юристов». Юристы оправдали его надежды.

Замечательные мастера своего дела, проницательные, честные и бескомпромиссные, разоблачили преступников и предали их суду.

Дело это вела целая следовательская бригада. Ее возглавлял следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Георгий Александрович Эфенбах. Ему помогали Иван Акимович Гущин, принимавший участие в разоблачении мошенника Двойриса (об этом рассказано в очерке «Роль»), и Иван Афанасьевич Воробьев. Усилиями работников Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, прокуратуры, десятков честных людей и была вскрыта — скажем словами поэта — банда рвачей и выжиг.

Хотелось, однако, не только разоблачить их, но и вернуть хотя бы часть из того, что они прикарманили. Удалось и это: даже энергичнейшая Инесса Ивановна Воронкова, жена бывшего мэра, умело спрятавшая в надежном месте «семейные реликвии», даже она вынуждена была пусть хоть что-то вернуть. Почти на всех драгоценностях остались нетронутыми магазинные бирки. Хоть бы раз колечки надели, хоть бы раз поели серебряной ложкой!.. Зачем? Это ведь были не предметы, которыми пользуются, а ценности — на черный день. И вот он настал для них, этот день, — чернее, думаю, не бывает, — ну и что?

Одуряет шальной блеск рубинов и бриллиантов, сводят с ума многозначные цифры на этикетках. В самую пору подумать бы о бездарно растоптанной жизни, о ране, которую нанес обществу, близким, себе. А думается только о золотишке, которое уплыло из рук, об ушедшем в казну хрустале, об оскудевшем счете в сберкассе.

«Прошу исключить из описи золотое кольцо с бриллиантами стоимостью в 3071 руб. 25 коп., подаренное Воронковой Инессе Ивановне к свадьбе дочери родителями ее мужа…»

«Ваша просьба не может быть удовлетворена, так как родители мужа Вашей дочери категорически отрицают, что сделали такой подарок…»

«Прошу исключить из описи браслет золотой, серьги с бриллиантами… (следует длинный список драгоценностей. — А. В.

), поскольку эти вещи получены в подарок от родственников…»

«Ваша просьба не может быть удовлетворена, так как родственники, которые якобы сделали Вам эти подарки, умерли в 1971–1972 гг., а указанные предметы, согласно заключению экспертизы, изготовлены заводом значительно позже».

«Прошу исключить из описи ожерелье золотое, ложки серебряные…»

Прошу исключить… Но исключить ничего не удастся. Жизнь не вычеркнуть из жизни — это тоже сказал поэт.