— Ну что, Вячеслав Иванович, — говорю я ему, — вы не верили в справедливость, а она-то и победила.
Он согласно кивает, нахмурившись и откидывая молодецки свисающий на лоб поседевший мальчишеский чубчик.
— Окажись вы снова в такой ситуации, как бы вы поступили? Ведь правда же — точно так же? Дали бы отпор хулиганам и защитили их жертвы…
Я вижу, как еще резче обозначилась складка на лбу, как сжались его кулаки и сузился взгляд, и жду ответа, в котором не сомневаюсь: «Разумеется, дал бы… Защитил бы — всегда…»
Но Мухин молчит. Он смотрит на меня полинявшими голубыми глазами, выбирая слова для ответа. Смотрит долго, устало, не решаясь, как видно, сказать то, что у него на душе. Потом все-таки говорит:
— Никогда!
Что-то подступает к его горлу, он отворачивается, кашляет, достает платок. И повторяет:
— Никогда… Никогда…
«Нет, не верю я этому «никогда». Не верю! — Так начал свой отклик на опубликованный очерк видный юрист профессор Г. З. Анашкин. — Не может Вячеслав Иванович Мухин — человек с ярко выраженной гражданской позицией, активно защищающий нравственные ценности нашего общества, неуклонно следующий закону, повелевающему не проходить мимо преступных посягательств со стороны кого бы то ни было, — не может такой человек изменить принципам, по которым он жил и жить будет. Но понять его эмоциональную реакцию чисто по-человечески я могу. Да, нелегко смириться с мыслью, что ты незаслуженно пострадал, оставаясь верным закону и совести. Но торжество правды в нашем обществе непреложно — и мы убедились воочию на рассказанном нами конкретном примере, что это действительно так».
Тема, заявленная в очерке, была, конечно, далеко не нова, но «снять» ее дано не науке, не публицистике, не закону и не суду — только жизни. Жизнь, однако, ее пока не сняла, хулиганов, увы, меньше не стало, а потребность дать им отпор, наоборот, возросла, ибо неизмеримо выросла гражданская активность наших людей, их непримиримость к любой нравственной деформации, тем более — к агрессивной и злобной, отравляющей, омрачающей бытие.
Почти тридцать лет назад на страницах той же «Литературной газеты» выступил известный драматург Николай Погодин. Выступил в не совсем обычной для себя роли публициста. И посвятил выступление, казалось бы, очень далекой от круга своих интересов проблеме — статья называлась ясно и недвусмысленно: «Необходимый предел обороны».
Столкнувшись с очевидной несправедливостью — осуждением человека, защищавшегося от хулиганов, — он чутко почувствовал разрыв между правосознанием огромного большинства народа и судебным приговором, отразившим перестраховочную позицию некоторых юристов-практиков.
Прошли годы, но проблемы, волновавшие драматурга, отнюдь не утратили своей остроты. Так, во всяком случае, мне показалось, когда я обдумывал и писал очерк «Завтрак на траве». Вероятно, тема очерка была нащупана правильно, сюжет — из великого многообразия сюжетов, предложенных жизнью, — выбран точно, поскольку читатель откликнулся на публикацию взволнованно, страстно. Любопытно, что буквально все письма, полученные мною, свидетельствовали о полном понимании того, что автор хотел сказать, ради чего взялся за перо, к чему призывал. Юристы же и редакторы продолжали тревожиться, как бы очерк не был понят превратно, как бы иной неразумный читатель не подумал, что брошен клич к самосуду, к произвольной расправе с нарушителями общественного порядка. Или — напротив: как бы он не подумал, что с хулиганами лучше не связываться, а то, чего доброго, как Вячеслав Иванович Мухин, сам попадешь в переплет.
Профессорский комментарий был призван поддержать публициста авторитетом науки.
«Порочная и нравственно опасная позиция, — писал Г. З. Анашкин, — требующая «щадить» нападающего преступника, не давать ему активного отпора, к сожалению, существует, у нее немалый исторический «стаж». Именно сторонников такой позиции высмеивал К. Маркс в известном письме к Ф. Энгельсу: «Значит, если какой-либо субъект нападет на меня на улице, то я могу лишь парировать его удары, но не смею побить его, потому что превращусь тогда в нападающего! У всех этих людей в каждом слове проглядывает недостаток диалектики». Нет, обороняющийся не может превратиться в нападающего, если своими активными действиями причиняет вред преступнику — вред, необходимый для отражения противоправного нападения.
Существуют сторонники «бегства» как более «разумной» реакции на нападение, чем активное отражение удара. Эта глубоко порочная точка зрения нашла отражение и в позиции отдельных наших судов, которые полагали, что лицо, подвергшееся нападению, не вправе активно защищаться, если имеет возможность спастись бегством, обратиться за помощью к гражданам, к органам власти или избрать какие-либо иные способы, не носящие характера активного противодействия посягавшему. Такая точка зрения, подчеркнул пленум Верховного суда СССР, чужда принципам коммунистической морали и социалистическому правосознанию».