Читаем Белые воды полностью

— Чё уж, как все! — ответил он на вопрос Куропавина — какую смену подряд стоят. — Вторая, знать, кончается… — И, видно, желая перевести разговор в другое русло, сказал: — Главное, с металлом ничё, — идет.

Смотрел на него Куропавин тепло, душевно, зыбко думал — неужели, неужели так? Все в Федоре Пантелеевиче казалось ему достойным, взвешенно-размеренным и надежным, вызывало доброе расположение и уважение. Куропавин задержал его жестко-шершавую руку в своей.

— О металле-то понял по бюллетеням! Гвардия, выходит, не подкачает, Федор Пантелеевич?

— Не подкачает!

— С угольком плавки ведете?

— С им.

— А вот «англичанку» поставим — как, Федор Пантелеевич, справимся, не будет накладно? Не надорвемся?

— Чё, за двумя и станем доглядывать! Оно так: где и без того хучь отбавляй, новая добавка — наклад невелик.

— Спасибо, Федор Пантелеевич, за слова, за труд геройский, — вам и всей бригаде! — Куропавин пригасил голос, взглянул на фарфорово-чистые, жгучие белки глаз, обрамленные морщинами с крупицами въевшейся окалины, сердце екнуло: ему-то какие думы-кручины приходят? Не выдержал, спросил: — Со старшим-то, Константином, как? Есть вести, Федор Пантелеевич?

Что-то будто тяжелое ворохнулось внутри, под робой горнового, и будто вылилось мрачностью на засмоленное лицо, оттенив ноздреватость кожи, голос обмяк до глухоты:

— На черепахе штось те вести… — Взгляд его устремился куда-то в сумеречь, мимо Куропавина и обступивших людей.

«Выходит, повязаны одной неизвестностью!» — отозвалось у Куропавина.

— Да, сколько бед уже принесла эта война! Убитые, раненые, безвестные… А жить надо, Федор Пантелеевич, и воевать надо, и для победы трудиться надо.

Вышло это у Куропавина без патетики, проникновенно, показалось даже, будто сам с собой вслух, а не прилюдно рассудил, и, возможно, пригасилась кручина горнового, потому что тот с состраданием взглянул на Куропавина.

— И у вас тоже, слышно… — Не докончил, оборвал фразу.

— Тоже неизвестно, Федор Пантелеевич, — проговорил Куропавин, в душе царапнуло: «Так и есть — шила в мешке не утаишь. Знают». Затем, подобно лучевой вспышке, мелькнуло: «А ведь еще дороже, роднее стал тебе Макарычев-старший! Что ж, похожесть судьбы, злая ее воля уравнивает людей, сближает… Нет, другое: мы — советские люди, особые, ближе вообще друг другу, понятнее».

2

Ему нравилось это летучее совещание в кабинете директора комбината: и то, как коротко, без излишеств и по-деловому высказывались руководители по новому сроку, по тому, как и чем его обеспечить, и то, как вел совещание, сдержанно и твердо, Кунанбаев. Казалось, все до единого собравшиеся понимали: времени в обрез, и эти минуты, проведенные за разговором, неумолимо вписываются, укладываются в неимоверно жесткий срок — он уже начал отсчитываться. И берегли, экономили минуты.

Когда все выговорились, Кунанбаев, что-то помечавший карандашом на узком листке бумаги, поднял глаза и секунду-другую, ровно бы в удивлении, старался понять: совещание надо закруглять, подводить итог? Перевел взгляд на сидевшего слева Андрея Макарычева, — в глазах промелькнула спасительная надежда.

— Андрей Федорович, ты скажешь?

— Думаю, все ясно. Срок? Так другого выхода просто нет, товарищи.

Кунанбаев скользнул взглядом и на угол приставного стола, где сидел Куропавин, рассчитывая и его пригласить высказаться.

— И я думаю: все ясно, — опередил вопрос Куропавин, рассудив, что пора всех отпускать, — с раннего утра, как говорится, мытарятся люди, а на местах у каждого ворох дел. — И предложил: — Подводи итоги, Кумаш Ахметович.

— Итоги так итоги! — сказал с откровенно прозвучавшей отчаянностью директор комбината и положил ладони на край стола, точно бы тем самым подчеркивал — не просто, а вернее, невыносимо тяжко подводить итоги в столь исключительной, даже критической ситуации, когда под этот новый, сокращенный срок, как ни крути, нельзя подвести даже мало-мальски реальную основу — людские силы, резервы материалов, оборудования, технику. Всего этого было в обрез, а точнее, исходя из оценок собравшихся, фактически не было. Да и он, директор комбината, без этих сообщений, без информации с мест знал назубок положение дел; знал нисколько не хуже каждого сидевшего здесь руководителя подразделения огромного хозяйства комбината, где что есть: война лишь съедала, подчищала все, не восполняя ничего даже в малом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Струна времени. Военные истории
Струна времени. Военные истории

Весной 1944 года командиру разведывательного взвода поручили сопроводить на линию фронта троих странных офицеров. Странным в них было их неестественное спокойствие, даже равнодушие к происходящему, хотя готовились они к заведомо рискованному делу. И лица их были какие-то ухоженные, холеные, совсем не «боевые». Один из них незадолго до выхода взял гитару и спел песню. С надрывом, с хрипотцой. Разведчику она настолько понравилась, что он записал слова в свой дневник. Много лет спустя, уже в мирной жизни, он снова услышал эту же песню. Это был новый, как сейчас говорят, хит Владимира Высоцкого. В сорок четвертом великому барду было всего шесть лет, и сочинить эту песню тогда он не мог. Значит, те странные офицеры каким-то образом попали в сорок четвертый из будущего…

Александр Александрович Бушков

Проза о войне / Книги о войне / Документальное