Белый хрен в конопляном поле

Выхожу один я на дорогуВ старомодном ветхом шушуне.Ночь тиха, пустыня внемлет богу -Загрустила тяжко обо мне!Не жалею, не зову, не плачу,И не жаль мне прошлого ничуть.Увяданья золотом охваченный,Я б хотел забыться и заснуть…В небесах торжественно и чудноЧасто чудится одно и то ж…

Что же мне так больно и так трудно?Саданул под сердце финский нож?Не грусти, родная, успокойся.Я б хотел навеки так заснуть.Не такой уж горький я пропойца,Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь!

Внезапно повеяло холодом — дверь открылась. Потом послышался женский визг и хохот Терентия…

Тихон перепугался, быстро отдернул занавеску. В дверь протискивалась женщина в черном чепце, почти закрывавшем лицо. В руке у женщины был громадный нож. Терентий обхватил ее за пояс и пытался удержать, но баба попалась, как видно, здоровая…

Голый человек беззащитен, а если в глаза ползет щиплючее мыло — беззащитен вдвойне.

Рука с ножом приближалась…

— Берегись, брат! — отчаянно вскричал Терентий.

Рука с ножом застыла. Терентий без труда повалил женщину на пол, отобрал нож.

Тихон промыл глаза.

— Чего стоишь, дура голая? — рявкнул Терентий. — Помоги этого ишака кировабадского связать, пока не очухался!

Нахватался он, однако, словечек от бочковых арестантов!

Тихон бросился на помощь.

— А я, главное, думаю, — торопливо говорил Терентий, ловко нарезая лентами длинную черную юбку, — хозяин-то молодой, значит, и мамаша должна быть еще годная в дело. Дай-ка, думаю, посмотрю, что за мамаша. Слышу — идет кто-то. Выглянул — точно, баба. Я тихонечко за ней. Смотрю — к тебе направляется. Хочет, видно, посмотреть, как у тебя что устроено. Меня зло взяло — разве у меня-то хуже? Подскочил к ней, задрал юбку — ан под ней портки!

— Кто же это? — ужаснулся Тихон.

— Гостеприимец наш — Норман Бейтс! Ты мне должен спасибо сказать, а пуще того — Васильку. Он от моего крика, видно, проснулся… Одному мне бы не справиться, — вздохнув, признался он. — Все-таки взрослый парень уже этот Норман…

Маленький василиск, исполнив свой долг, сладко зевнул и свернулся калачиком на табуретке.

Тут и Нормана Бейтса, иностранца, отпустило. Он разинул рот — хотел заорать, только Терентий живо содрал с него чепец и тем чепцом заткнул опасное отверстие. Ни рукой, ни ногой гостинник все еще не мог шевельнуть — но уже по другой причине.

— Зачем, братец? Может, он нам хочет все объяснить!

— Мне его объяснения до пихты и до ели.

Тихон отчего-то не стал возражать, вернулся под душ и смыл с себя пену.

Потом мычащего хозяина перенесли вниз и положили за стойкой, чтобы не видно было с порога. Но все равно Терентий запер дверь.

— А теперь посмотрим, чем этот бобер бомбейский богат…

— Братец, воровать-то плохо! Рыцари не воруют…

— Да уж чего хорошего, — согласился, чтобы не расстраивать близнеца, Терентий и полез по всем комнатам подряд.

— Воровать рыцари не воруют, — приговаривал он, заглядывая во все шкафы и комоды, — а от законной боевой добычи не отказываются…

Норман Бейтс жил и взаправду не бедно. Вот только ящик, в котором он хранил деньги, был железный, и пришлось с ним повозиться — благо, хоть инструмент нашли.

— Ну, вот и дорожку оправдали, — сказал Терентий. — Теперь купим коней, опять как люди поедем… Только освобождать я никого больше не согласен!

В одной из кладовых нашли заплечный мешок и договорились наперед тащить его по очереди, поскольку набили мешок основательно: и съестных припасов набрали, и одежды, и много всяких вещей, без которых не обойтись в дороге.

Нашлось и оружие — ведь арестанты мечи-то у героев отобрали. Терентий, подумав, прихватил нож, едва не поразивший брата, а для Тихона выбрал ладный топорик.

Проверив очередную комнату, Тихон заорал благим матом, поскольку употреблять мат неблагий ему натура не позволяла.

— Чего орешь, дурак? Киндей услышит!

— Братец, миленький! Там… Там…

Там, в совершенно пустой комнате, сидела в кресле женщина в черном и в черном же чепце. И давно, видно, сидела, поскольку успела уже истлеть — только зубы щерились навстречу близнецам. Из-под чепца торчали седые космы.

Кресло было не простое — ножки у него с каждой стороны поставлены были на деревянные дуги.

И оно раскачивалось. Туда-сюда, туда-сюда…

— Вот она какая, мамаша-то, — разочарованно скривился Терентий. — Успокойся, Тихон, как же ты будешь рыцарские подвиги совершать, коли мертвяков боишься?

Но дверь поспешно закрыл и вспотевший лоб вытер.

А уж о сне братья и не помышляли.

Тихону поручен был под опеку гостинник:

— Если начнет развязываться — бей по башке! Да ты не будешь бить, размазня. Тогда кричи погромче. А я тут подвал нашел, надо обследовать…