Белый хрен в конопляном поле

Стол этот не вытирали и не сметали с него объедков лет примерно тридцать шесть или даже все тридцать восемь.

Еще дольше не сметали паутину по углам, а пауки выросли с добрый кулак. Да и как им было не вырасти, когда целая тысяча мух обитала в воздухе!

— Вы откуда такие? — ахнул хозяин, приглядевшись к гостям.

— Откуда надо! Болтай поменьше, сучок дубовый! Ты нас не видел, мы тебя не слышали! Крепче спишь — меньше знаешь! Язык долгий — век короткий!

Тихон с удивлением понял, что братец ведет себя и говорит точно так же, как неблагодарные арестанты.

— Хавку тащи, муфлон сарацинский! Берло давай, леопард отмороженный с вершины Килиманджаро! Бациллу неси, не то все чакры тебе позатыкаю!

— Так бы и сказали сразу, что правильные люди! — обиделся старый Киндей. — Сейчас все разогрею, я тоже не без понятий…

— Братец, миленький, не нравится мне тут…

— Не привередничай, Тиша. Нам выбирать не приходится…

Хозяин проявил неожиданную расторопность и вскоре притащил две большие дымящиеся миски, доверху наполненные большими кусками тушеного мяса с овощами.

Вместо ложек были какие-то замурзанные деревянные лопаточки, а вилки тут вряд ли когда и водились — небось не королевский дворец.

— А почему стульев нет или хотя бы скамеек?

— Встояка-то гости больше сожрут! — сказал Терентий.

— Так гости устанут быстрей, — объяснил Киндей. — Угомонятся, ночью бесчинствовать не будут. Ладно, ешьте, а я наверх схожу, посмотрю, что там у меня немтыри делают…

Как ни голодны были братья, как ни вкусно пахло угощение, но едва они сумели проглотить по куску.

— Что за диво? — сказал Терентий. — Вроде бы только что готов был хоть кошку съесть…

И добавил совершенно для себя несвойственное:

— Не к столу будь сказано!

Обычно-то он за столом как раз про всякие гадости говорил.

— Да я уже сыт, братец. Надо Василька покормить, миленького нашего…

Василиск, оказавшись на столе, весело забегал туда-сюда, опустошил сперва одну миску, потом другую, потом все кости и объедки уничтожил и даже столешницу вылизал!

— Странное создание наш Василек, — задумчиво произнес Терентий. — Жрет, жрет, а гадить не гадит…

— У него, миленького, метаболизм такой! — заступился за василиска Тихон и бережно отправил питомца отдыхать за пазуху.

Вернулся хозяин и почему-то страшно удивился, что все съедено. Он с недоверием взял миски и внимательно их осмотрел со всех сторон.

— Ага, — сказал он. — Вы, значит, еще и заговоренные… Вот что я вам скажу, ребятки, как свой своему. Я ведь в молодости тоже пошаливал! Не надо вам здесь ночевать. Я и сам бы не остался, да ведь растащат все без меня. Боюсь я этих немтырей. Что им надо, почему окольными дорогами ходят? Здесь обычно чужих не бывает, а заходят только такие, как вы. Какие между своими счеты?

— Что же нам — на конюшне ухо давить, чушка алюминиевая?

Старый Киндей не обиделся.

— Зачем на конюшне? Если пройдете по дороге шагов триста, то на той стороне увидите хороший большой дом. Там тоже постоялый двор. Хозяин добрый, любезный — не то что я. Он не наших земель человек. У него и чище, и дешевле, а уж как он любому постояльцу радуется!

ГЛАВА 16,

в которой старая поговорка поверяется делом

Кладбище в Столенграде большое и неуютное. Посконичи полагают, что мертвым уют ни к чему, а живым и так сойдет.

Не дошли еще руки у короля Стремглава до погоста, не успел он его обустроить, как в иных землях, — чтобы мог человек в грустную минуту пойти, полюбоваться каменными фигурами, почитать надписи, сделанные на черных плитах, посидеть на скамейке под темными елями (кипарисы в Посконии не росли), подумать, помянуть ушедших, попечалиться о себе и обо всем роде человеческом, поплакать и на время успокоиться.

Даже почва здесь была какая-то негостеприимная — рыжая охристая глина, зимой превращавшаяся в камень.

Королевские стражники — старые, надежные мужики — разрывали свежую могилу и шептались между собою, изредка опасливо поглядывая на стоящего поодаль Стремглава.

— Он, как сыновья со двора съехали, чудесить начал…

— Тебе бы так чудесить! Остался один как перст! Только старца схоронил — ан и лучший друг в сырую землю подался…

— Может, он у нас некромантом заделался?

— Скажешь тоже! Он колдовство на дух не переносит!

— А помнишь, как тогда, ну… когда королева-то?

— Не болтай! Не нашего это ума дело!

— На что же ему мертвый Ироня понадобился?

— Значит, понадобился. У мертвых много чего интересного можно узнать!

— Жалко Ироню. Я его еще по мятежному времени знал…

— Как-то поспешно его похоронили вслед за старцем. Ни тебе тризны, ни музыки…

— Стой, а это что за будыль торчит?

— Это бамбук называется, южное дерево…

— Смотри, прямо в крышку уходит! Ой, нечисто здесь!

— Помалкивай! Тех, кто шута Ироню погребал, от службы освободили и по дальним деревням разослали, земельный надел дали с хорошим пенсионом! Будем молчать — может, и нам повезет. Надоел мне этот город…

— Лезь с веревками вниз, ты помоложе… Да не подводи так близко к краю!

— Тихо! Батька Стремглав идет!

— Ну, вы скоро там, волки сивые?

— Сейчас, ваше величество!