Белый морок. Голубой берег

Не говоря ни слова, он приподнялся на колено, порывисто нажал на спуск. Ослепительный сноп, оставляя за собой охристую дымовую ленту, с отвратительным шипением взмыл в небо, неожиданно расцвел над ошарашенными столетними дубами и соснами зловещим багряным цветком. В кровянистых переливах призрачного света Артем увидел вдали, за могучими стволами, длинное, сверкающе-неподвижное зеркало водоема, прямую полосу насыпной дамбы с парапетами, которая служила главным въездом в офицерский профилакторий, принаряженные белоликие коттеджи под деревьями на приозерном взгорье и посыпанные чистым песочком дорожки между клумбами…

«Что же это хлопцы медлят? Почему не пускают в ход бутылки с горючей смесью?..» — пронзила мозг Артема тревожная мысль. Но не успел поблекнуть, разбрызгаться огненным дождем багровый георгин над кронами деревьев, как ночную тишину разорвал какой-то странный треск, звонко звякнуло разбитое стекло. В тот же миг окна почти всех аккуратных домиков на приозерном пригорке одновременно озарились изнутри ослепительными вспышками, выхаркнули в темень длиннющие оранжевые полотнища пламени. И вдруг над ночным лесом будто сто громов ударило. От этих оглушительных взрывов, казалось, содрогнулось даже небо, приугасли испуганные звезды в безоблачной вышине, раскололась пополам и глухо застонала земля.

— Ну, началось! — облегченно вздохнул Артем. — Теперь началось…

К этому необычному бою отряд готовился долго и тщательно. Еще две недели назад в район Пущи-Водицы была направлена специальная разведывательная группа, которая подыскала подходящее место для ночной переправы через быстротечный Ирпень, прощупала среди лесов надежные подходы от Ирпеня к офицерскому сборищу, при помощи Клавиной подруги Вии Гребер составила детальную схему расположения всех санаторных сооружений, изучила систему охраны и количественный состав гарнизона, уточнила средства его связи с Киевом. Когда на основании этих разведданных был до деталей продуман и утвержден план операции, партизаны приступили к напряженной подготовке. Учились в темноте метать гранаты в цель и бесшумно снимать вражеских патрулей, сооружать под звездами переправы на водных рубежах и ставить на дорогах и просеках самодельные мины. И так день за днем, день за днем до тех пор, пока каждая специализированная группа, каждый боец четко не усвоили свою задачу и маневр в будущем бою.

— Как по нотам все идет! Молодцы загравинцы! Хорошо осветили цели и еще лучше забросали их гранатами, — с удовлетворением потирал руки Ляшенко, не отрывая взгляда от коттеджей, которые жарко полыхали гигантскими факелами.

А тем временем бой стремительно разгорался. Разгорался по своим неумолимо жестоким, до конца не постигнутым законам. И вскоре достиг того критического предела, когда весы победы легко могли склониться и в ту и в другую сторону. Вот в эти трудные минуты как раз и выверялась самым суровым, самым объективным кодексом жизнеспособность всего отряда, ибо сейчас уже мало что значили даже самые мудрые приказы или указания, а все решала великая человеческая выносливость, закаленность, духовная целостность и осознанная необходимость наивысшей жертвенности каждым, буквально каждым бойцом.

До крови закусив губу, Артем жадно вслушивался в глухие взрывы, беспорядочную трескотню выстрелов, отчаянно-безумный рев в коттеджах и чувствовал, как никогда, остро, что уже не способен влиять на стремительное течение событий, что теперь ему остается лишь наблюдать и верить в сообразительность и выучку своих боевых побратимов.

Вдруг в бешеный клекот боя ворвалась дружная скороговорка десятка автоматов — это загравинцы, как и предусматривалось планом операции, секанули по окнам и дверям коттеджей, откуда в панике начали было выскакивать полуголые «покорители Европы». С командного пункта хорошо было видно, что мало кому из фашистов удавалось вырваться из огненной западни. Гигантский пожар ярко освещал цели, и партизаны метко били по ним из своих засад.

— Пора уже, наверное, и группу Сосновского высылать… — промолвил Артем.

— Боюсь, как бы она не попала под огонь загравинцев, — заметил Ляшенко.

— А почему бы ей не проникнуть к админкорпусу вдоль озера?

— Не форсируй события!

Сосновского, который со своими подручными ждал сигнала неподалеку от командирского наблюдательного пункта, позвали, когда перестрелка начала несколько затихать.

— Ну, Витольд Станиславович, наступила и ваша очередь. Как говорят, ни пуха! — пожал ему руку Артем. — Только будьте осмотрительны, не рискуйте напрасно…

— Принимаю к сведению! — сухо бросил тот в ответ и быстро исчез среди кустов.

Через минуту-другую несколько согнутых фигур промелькнуло между деревьями, а вскоре замаячили уже возле освещенной пожаром дамбы, которая служила въездом в профилакторий со стороны города. И тут нежданно-негаданно с крыши караульного помещения над дорогой яростно застрочил пулемет. Сосновский со спутниками будто слились с землей.