Белый морок. Голубой берег

— Неужели он погиб? — искренне удивился Артем.

— Да уже месяц прошел. К тому же это не предположение, не версия, не догадка — он погиб на глазах десятков тысяч киевлян среди бела дня. Разве до вас не доходили слухи, что произошло на киевском стадионе во время последнего футбольного матча?

Артем отрицательно покачал головой.

— В перерыве между таймами не кто иной, как этот «звонарь», пробрался на центральную трибуну и в присутствии тысяч земляков выпустил обойму в главного палача Киева. Разумеется, его тут же схватили эсэсовцы и, как свидетельствуют многочисленные очевидцы, растерзали прямо на футбольном поле. Как же я могу после этого плохо думать о человеке? Нет, он жизнью доказал свою честность. И гестаповцам не выкрасть у нас героя, сколько бы они ни распространяли о нем всевозможных слухов…

Всевозможные слухи… Артему внезапно вспомнился давнишний разговор с Митрофаном Мудраком под Змиевым валом, когда он, Артем, возвратившись в лагерь после операции на Тали, застал там в каком-то невменяемом состоянии Миколу, который неделю назад отправился в Киев в надежде заманить предателя в лес. Ничего не добившись от Миколы, Артем велел вызвать Мудрака, сопровождавшего Миколу до Белогородки, вызвал, чтобы узнать, что случилось с ним в дороге. Но Митрофан заверил: ничего особенного не случилось. Если не считать того, что Микола возвратился из Киева словно бы невменяемым, морально надломленным. Артем поинтересовался, не вспоминал ли он, случайно, имя предателя. В ответ Мудрак лишь отрицательно покачал головой. «Но что-то же он говорил, возвратившись из Киева?» — «Ну-т, говорил, говорил… Такое молол, что даже вспоминать стыдно! — Митрофан даже сплюнул с досады, засопел и уставился в землю. — Вас с полковником Ляшенко на чем свет стоит проклинал. Все-т болтал, что вы-т на святого человека глупую напраслину возвели. Ржавый топор занесли…»

«Так вот что означали эти предсмертные Миколины проклятья! — только сейчас все как следует понял Артем и склонил опечаленную голову. — Значит, он точно был на том футбольном матче и собственными глазами видел последний поступок «звонаря». А мы ведь направляли его в Киев с целью заманить «звонаря» в отряд, чтобы судить его высоким партийным судом. Как оказалось, хотели судить героя!.. Разумеется, это не только надломило Миколу, но и свело его преждевременно в могилу. Эх, что мы натворили, ничтожные неучи! Выходит, и на этот раз поймались на примитивную гестаповскую приманку. Мало нам было провокаций с Дриманченко, Одарчуком. Сколько же можно?!»

— Если хочешь знать мое мнение, дружище, то все наши весенние напасти, или по крайней мере большинство из них, накликаны совсем другим лицом, — после продолжительного и гнетущего молчания снова промолвил Пироговский. — Из близких к оккупационным властям источников нам абсолютно точно известно, что накануне массовых погромов в Киеве где-то на конспиративной квартире была арестована одна из связных Петровича — Вера Аристархова. Так вот, во время обыска у нее были изъяты гестаповцами списки всех ведущих руководителей городского партийного подполья, которых ей приходилось вызывать на всякие собрания или на встречи с секретарями горкомов. Мне неизвестно, приложила ли она лично руку к гибели Петровича, но то, что именно с ее участием были выявлены и арестованы в селе Музычи Сергей Пащенко, а потом Федор Ревуцкий, — факт неопровержимый. Как неопровержимо и то, что эта сука перешла на службу в гестапо. Не понимаю, друже, как можно было допустить бывшую поповну, озлобленную на советскую власть, к святая святых подпольных дел…

Артем тоже ничего не понимал. Ведь все, о чем поведал только что Пироговский, было для него новостью. С конкретной работой подпольного горкома партии он вообще никогда не был знаком. Хотя с Кузьмой Петровичем они были приятелями еще с довоенных лет, а встретившись в оккупированном Киеве прошлой осенью, словно породнились навсегда, делились самыми сокровеннейшими мыслями и болями, последней крошкой хлеба. Однако Артем не входил в руководящее ядро городского подполья. Он был при Петровиче кем-то наподобие личного советника, надежного помощника, верного оруженосца или офицера для особых поручений. По просьбе старшего товарища оборудовал всякие тайники, пробивал подземные выходы из конспиративных квартир, делал подкопы под оккупационные учреждения и военные склады, но никогда не интересовался, кто является сообщником Петровича по подпольной борьбе, чем занимаются его товарищи-подпольщики. Хорошо знал только Тамару Рогозинскую да еще несколько ближайших друзей Петровича, а вот о существовании Веры Аристарховой не имел ни малейшего представления. И вот сейчас в самом деле искренне удивлялся, как могла эта змея втереться в доверие к такому рассудительному и осмотрительному человеку.