— Вот, считайте, именно отсюда почти пять месяцев назад и начался боевой путь нашего отряда. Тяжелый и путаный путь! — сказал Артем, когда они опустились на крутую насыпь над размытым дождями рвом, где предусмотрительный Варивон разложил на полотняном вещмешке походный партизанский обед. — Было нас тогда только шестеро. Необстрелянных, плохо вооруженных, оторванных от всего мира шестеро вчерашних киевских подпольщиков. Сейчас просто не верится, как нам удалось не только выжить, но и умножить свои силы…
И далее Артем повел неторопливый рассказ о тернистой судьбе своего отряда.
Пироговский, сняв туфли и расстегнув воротник косоворотки, сидел, прислонившись спиной к отводу груши-дичка, и внимательно слушал партизанского командира. И невольно проникался к нему сердечным уважением. Подумать только, сколько трудностей выпало одолеть этому головастому, неповоротливому, крутоплечему человеку с закаменевшей усталостью в печальных серых глазах, и каких трудностей! Оказавшись за городом просто под открытым небом с горсткой смельчаков, не располагая никакими знакомствами, утратив связь с киевским подпольем, почти безоружный и лишенный четких перспектив, другой на его месте наверняка впал бы в отчаяние, опустил руки и растерялся бы, а бывший герой Днепрогэса с удивительным упорством, шаг за шагом начал протаптывать собственную тропинку — в народные мстители. Как тут не восторгаться его терпением, силой воли, с которой он по крошечке собирал людей в отряд, обучал их партизанскому искусству, превращал в боевое, грозное подразделение. Собственными силами овладевая секретами партизанской стратегии и тактики, Артем со своими сподвижниками за четыре летние месяца сумел учинить свыше сотни больших и малых боевых операций, во время которых была уничтожена по меньшей мере тысяча гитлеровцев и их прислужников, расколошмачен офицерский санаторий, эсэсовская мотоколонна на Тали, недостроенный подземный объект с ангарами под Коростенем, учинены две мощные диверсии на железнодорожных ветках, пущен под откос один эшелон с военной техникой, предназначенной для фронта, разрушены мосты через Здвиж и Тетерев, взорваны сахарный и спиртовой заводы на Фастовщине, сожжено с десяток пристанционных продовольственных складов. Может ли быть лучшая характеристика для партизанского командира? Недаром ведь даже в Киеве самое имя партизана Калашника (а под таким именем знали Тарана и друзья, и враги) наводит ужас на фашистов.
— Быть может, не такой уж и весомый взнос успели мы сделать в дело победы над гитлеровскими завоевателями, быть может, кто-нибудь из слишком «правильных» и «непогрешимых» упрекнет нас, что в трудные для Отчизны дни мы слишком много размышляем, вместо того чтобы ежечасно бить врага, упрекнет нас в том, что очень часто мы допускаем ошибки и просчеты, не всегда умеем правильно избирать важнейшие цели. Что ж, в таких упреках, бесспорно, будет частица правды. Не в оправдание, а ради истины хочу одно сказать: как бы там ни оценивали в будущем наши поступки, но мы честно жили, не искали для себя укромных мест, не уклонялись от опасностей и крутых дорог, а если чего-нибудь недодумали, недоделали, то только из-за своего неумения и неопытности в военных делах. Все эти месяцы были для нас порой становления, своеобразной начальной школой, где мы осваивали азбуку партизанской науки. И кто бы там что ни говорил о нас задним числом, но мы гордимся, что выстояли, не разбежались по кустам, на собственных ошибках научились бить фашистов, наладили прочную связь с населением. Без бахвальства могу сообщить: сейчас отряд стоит на пороге нового этапа своей истории. Сейчас перед нами возникла реальная перспектива перерастания отряда в многотысячное партизанское соединение…
— Так это же давняя мечта всех киевских подпольщиков — опираться в своей работе на крупное партизанское формирование! Только в какой степени все это реально?
— К числу романтических мечтателей, Александр Сидорович, я никогда не принадлежал. Сказанное мною — не плод буйной фантазии, а закономерный вывод из реальных предпосылок. Вы, видимо, согласитесь со мной, что морально-политическая ситуация на оккупированной территории за последние месяцы круто изменилась. Беспощадный террор, откровенные грабежи, бесцеремонное отношение фашистов к населению сделали свое дело — ныне жители сел и городов в массовом порядке повсеместно поднимаются на борьбу с оккупантами. Знали бы вы, сколько под нашей маркой уничтожено в крае сельскохозяйственного инвентаря, сожжено необмолоченных скирд и амбаров с зерном. Стоит нам сейчас бросить клич… Разведка давно доносит: по селам и хуторам есть множество охочих взяться за оружие и хоть сегодня присоединиться к нам. Особенно рвутся в партизаны так называемые «примаки» из бывших окруженцев и пленных, а также молодежь, которой угрожает отправка на немецкую каторгу. Короче, при определенных усилиях мы можем за несколько недель получить многосотенное пополнение.