Белый морок. Голубой берег

Обыкновеннейшие слова о будничных, приземленных делах. Но они звучали для Ксендза давно забытой музыкой. С удивлением он вдруг понял, что именно таких вот спокойных, мирных слов не хватало ему все месяцы блужданий по лесам. И с еще большей жадностью приник глазами к серым полосам с таким до боли родным запахом типографской краски и матерински нежным шелестом. Как-то странно и одновременно приятно было ощущать деловитый, даже суровый тон, каким в передовице говорилось о своевременности заготовки овощей и картофеля в то время, когда советскую землю из края в край рассекали огненные валы фронтов. Именно о фронтовых событиях шла речь в информациях, размещенных на трех колонках, из контекста которых то и дело вырывались, будто грозные предостережения, набранные полужирным шрифтом названия городов: «Котельниково», «Краснодар», «Сталинград»…

Рядом о чем-то разговаривали (а может быть, даже и спорили) Артем, Ляшенко, Соснин, Варивон, но Ксендз не только их голосов — орудийного грома сейчас не услышал бы! Подобно тому, как измученный жаждой путник приникает к целебному источнику, так он самозабвенно впитывал в свое сердце вести с Большой земли. До глубины души взволновало его сообщение с Тульщины о том, что колхоз «Заря» засеял сверх плана 57 га озимых хлебов, что коллектив Озерско-Неплюевского торфопредприятия наполовину перевыполнил сезонный план; радовался тому, что ленинградцы наладили ремонт трофейного оружия, а ростовчане с Ярославщины отправили в подарок фронтовикам эшелон овощей. Даже единственный на всю страницу панорамный фотоснимок какого-то М. Калашникова, помещенный внизу под названием «Танковая колонна на марше», неизвестно чем взволновал его до глубочайших глубин.

Он наверняка не оторвал бы глаз от газеты до тех пор, пока не дочитал бы ее до последней строчки, но вот начал собираться в обратный путь Соснин. Попрощавшись с командирами, доктор приблизился к нему, протянул руку, лишь тогда Витольд Станиславович спохватился, начал извиняться. Но Иван Иванович понимающе улыбнулся и предостерегающе приложил к губам палец, мол, зачем такие слова, если и без них ясно: все мы истосковались по «Правде», по весточкам с Родины.

— Ну, что вы на это скажете, Витольд Станиславович? — обратился к нему Артем, когда закрылась дверь за Сосниным и Варивоном, который пошел провожать врача.

А что Ксендз мог сказать? Проанализировав донесения, присланные с мест в течение последней недели, он пришел к выводу, что на Киевщине появился какой-то странный кавалерийский отряд то ли народных мстителей, то ли, может, посланцев с Большой земли. Правда, его беспокоили, будоражили упоминания об их сумасшедших метаниях по краю весной, когда они гонялись за выдуманным призраком — партизаном Калашником. Собственно, он затем только и прибыл сюда, чтобы поделиться с командирами своими предположениями и сомнениями. Но, подержав в руках, свежий номер «Правды», нисколько не сомневался, что эти дерзкие рейдовики десантированы из-за линии фронта. Откуда же еще могли они появиться так внезапно, в сущности, под самым Киевом? И откуда бы могли они раздобыть московские газеты?..

Прежде чем ответить Артему, Ксендз достал из планшета топографическую карту, расстелил ее на столе и, отыскав в зеленом море лесов маленький кружочек с названием «Вышев», соединил его жирной линией с извилистой амплитудой, которая, будто пружина, разжималась откуда-то из приирпенских пойм под Киевом.

— Это контур маршрута кавалерийского отряда, начерченный мною на основании разведдонесений за неделю. Судя по всему, мы имеем дело… Не хочу выдавать себя за пророка, но думаю, рейд осуществляет специальная разведгруппа из Центрального штаба партизанского движения. И не исключена возможность, что именно нас она разыскивает.

— Вашими бы устами, Витольд Станиславович, да мед пить. Эх, если бы и в самом деле так вышло, как вы говорите!

— Но зачем такой солидной разведгруппе понадобилось выдавать себя за авангард несуществующего соединения генерала Калашника? — ни к кому не обращаясь, выразил сомнение комиссар Ляшенко. — Как это понимать?

Нелегко было ответить на такие вопросы, однако Ксендз, как всегда, нашел выход из положения:

— А откуда известно, что именно рейдовики выдают себя за калашниковцев?.. Должен напомнить, что нас тоже кое-кто считал арьергардом несуществующего соединения Калашника. Помните домогательства гауптштурмфюрера Бергмана?

Ляшенко театрально развел руками:

— Считайте, вы меня убедили, товарищ Сосновский.

— Ну, друзья мои, пришел-таки и на нашу улицу праздник! — не мог удержать радости всегда суровый и рассудительный командир отряда. — Сполна мы испили чашу горечи, но сейчас грешно сетовать на судьбу. Хотя и вымучила нас до чертиков, но все-таки улыбнулась, привередница. Теперь мы знаем дорогу к соседям в Брянские леса, теперь мы восстановили связь с киевским подпольем, а если еще и сбудутся наши надежды относительно рейдовиков…