Белый шаман

Есть в белом оружии что-то мистическое, притягательное, манящее. Не устоял и я перед этой магией. Или это опять граф во мне проснулся? Тот-то фанатиком был всего колюще-рубящего, не такой, конечно, как старый Лейонхуфвуд, но вполне под стать герцогу, даже в предсмертной записке, не забывшему про свою коллекцию холодняка.

Руки чувствуют приятную тяжесть. С детским непонятным даже самому себе восторгом и глупой улыбкой потянул шашку из ножен. Блеснул серебристый в синих разводах клинок. Было видно, что предыдущие хозяева за оружием следили. Ни рыжинки на металле не видно. Но какое же оно прекрасное! Хищное и красивое! Кинжал тоже хорош, но у меня нож не хуже и родней в руке. А вот шашка!

— Семша, подержи, — не глядя, сую в руки молодого казака кинжал, а сам, поцеловав лезвие, резко вытаскиваю шашку на свет. Парадно-выходной сюртук, за который отдал кучу денег, безжалостно летит на землю. Тряпки этот такая мелочь, когда в руках играет лучами солнца настоящее чудо!

Делаю неуверенный взмах, будто в детстве палкой по крапиве и сам понимаю, как смешно это выглядит. Ловлю на себе снисходительно-улыбающиеся взгляды, слышаться веселые подначки и смех. Ну, да. Не рубака я. А вот Строганов рубака и фехтовальщик знатный был. Второй замах получается лучше. Мышцы с непривычки слегка тянет, отдаваясь болью в плечо и лопатку. Интуитивно пускаю туда волну биоэнергии. Второй взмах получается лучше, рукоять плотно садится в руку. Я начинаю чувствовать клинок, его вес, инерцию, желание боя. Широкий амплитудный рубящий удар из-за плеча получается почти идеально.

Ноги сами встают в стойку. Это уже точно граф. Меня захлестывает волна безумия. Не того черного, тяжелого, что до сих пор иногда приходит ко мне по ночам. Другого. Как у Пушкина. «Есть упоение в бою, у бездны мрачной на краю» Да это оно! То самое упоение. Ноги и руки двигаются сами. Я уже не осознаю себя. Клинок начинает порхать в руке сам по себе. А перед ним в таком же смертельном танце кружатся десятки, нет сотни призраков. Ощерившиеся в боевом безумии пятна, там, где должны быть лица. Я не вижу никаких отличительных черт, они размыты, лишь яростный оскал. Они пытаются убить нас, уничтожить меня и клинок. Но мы сильней, быстрей, умелей. Вот один растворился, другой, третий, последний. Я замираю. Ноги, руки, спину сводит судорогой, я едва не падаю. Но чувствую, как меня подхватывают сильные руки. С трудом поворачиваю голову. Степан. С другой стороны такой же бородаты казак, имя еще у него такое заковыристое — Евлампий.

— Ну, ты и дал, Митрий Никитич! — восхищенно выдыхает дядька Степан. А вокруг слышится одобрительный гул. Да, нельзя мне теперь пить, опять отличился!

Вернувшийся поздно вечером из Кривощеково Осипов застал меня изрядно датым, напевающим себе под нос:

Как и нынче доброму молодцу

Малым-то мало спалось, много во сне виделось:

'Будто конь мой вороной разыгрался подомной,

Разыгрался, расплясался под удалым молодцом…

Под левым глазом переливался всеми оттенками фиолетового мощный фингал. Мы все-таки схлестнулись с Семеном. Нет, никакой ссоры не было. Просто зарубились, кто на кулачках лучше. Мало̒й оказался сильным бойцом. Резкий, верткий, умелый, обученный хитрым и подлым ухваткам. Ну, так и дрались мы не на ринге. Мне было интересно увидеть хваленые казачьи ухватки. Семша тоже не прочь был померяться силушкой да умениями. Но все равно, я его свалил. Хоть и с трудом. Однако бланш он мне сумел поставить. Даже не понял, как засветил. Только вспыхнуло в глазах. Пришлось побегать, под хохот казаков, чтобы не подставиться еще раз. На том и подловил Семена, увлекся молодой и напоролся на мой удар.

Кстати, надо будет свести утром это безобразие, а то не солидно как-то. Сейчас не получится, иссяк, сильно бурный день получился. Тут еще это моя непонятная пляска с саблей, вымотала.

Только вот утром сделать я ничего не успел. Меня арестовали!

[i] Есть новосибирская легенда, что колыванские купчины давали Михайловскому взятку в миллион рублей, чтобы железнодорожный мост через Обь строили Колывани, и дорога шла дальше на Томск. В Томске же бытует мнение, что томские деловары промышляющие извозом, давали тот же миллион рублей, но чтобы железная дорога не проходила через Томск. Есть версия, что Николай Георгиевич Михайловский вообще к мосту через Обь никакого отношения не имеет, а решение о строительстве в районе Кривощеково принимал его однофамилец Константин Михайлович Михайловский. И очень редко упоминается Викентий Игнатьевич Роецкий, который и работал в поле. А ведь судя по всему, именно этот человек принимал решение о месте строительства моста. Как было на самом деле, не знаю. Можно принять любую версию. В книге я буду придерживаться официальной, что основателем Новониколаевска-Новосибирска является Николай Георгиевич.