Берегини

Каждый день после полудня Сакси поднимался на высокий утес и долго смотрел куда-то в морскую даль, слушал шепот волн и пение ветра. Иногда вместе с ним поднимался и Харальд хёвдинг. Стараясь не мешать ведуну, он садился поодаль и ждал. Может, надеялся, что Сакси что-нибудь скажет ему, но Посвященный молчал.

Люди на острове тоже проводили дни и ночи в ожидании. Мало кто говорил об этом, но все знали, что совсем скоро Эйвинд конунг отдаст приказ насаживать на форштевни свирепых носовых драконов. Поэтому заранее приготовили оружие и броню, сложили катки возле корабельных сараев, проверили оснастку. Кормщики осмотрели днища каждого из пяти драккаров, прошлись где надо смолой. Корабль, раньше принадлежавший Гисли Олавссону, был неплохим. Теперь его называли словенским, а еще чаще Радимовым.

– Я думал, ты отдашь его мне, – однажды упрекнул старшего брата молодой Халльдор. На что Эйвинд ответил:

– В одиночку ты не управишься с кораблем. У вождя словен есть свой хирд, а у тебя еще нет.

И как бы ни было обидно Халльдору, он согласился, что решение вождя было справедливым. Ничего, рассудил он, пройдет немного времени, подрастут на острове юные храбрецы, и лучших из них он возьмет под свою руку. А потом отправится с ними в поход и в честном бою добудет себе любой корабль, какой пожелает!

В тот день со стороны моря ощутимо дохнуло холодом, и Сакси увидел в этом недобрый знак. Он не стал ничего высматривать у горизонта, а сразу спустился вниз и отправился к Эйвинду.

– Олав Стервятник плывет сюда, – сказал он, глядя прямо в глаза конунгу. – Его драккары еще далеко, но я слышу, как северный ветер расправляет их паруса, и как люди под ними поют победную песню.

 – Как скоро они доберутся до острова? – спросил Эйвинд. Лицо вождя оставалось спокойным, словно речь шла не об Олаве.

Сакси задумался. Потом честно ответил:

– Море переменчиво в эту пору, и даже мне не известно, в какую сторону завтра подует ветер. Но день или два на сборы у тебя есть.

– Мы выйдем раньше, – решительно проговорил Эйвинд. – И встретим корабли Олава задолго до того, как он сможет увидеть Мьолль. Я не желаю, чтобы Стервятник коснулся моей земли даже взглядом.

Сакси пожал плечами – мол, делай как знаешь. А потом попросил:

– Возьми меня с собой, конунг. Тебе может понадобиться мой совет.

– В бою мне советы выслушивать некогда, – отрезал вождь. – Был бы ты воином, я бы еще подумал, а так… Останешься здесь, долечивать раны да за невестой приглядывать.

Он усмехнулся и хлопнул ведуна по плечу. Сакси ничего ему не ответил. Молча проглотил обиду, повернулся и ушел. С вождями не спорят. Особенно если и спорить не о чем.

Корабли уходили на следующий день. Перед тем, как спустить на воду боевые лодьи, Эйвинд конунг подозвал к себе побратима и сказал ему:

– Оставь свой драккар на острове. Пойдешь с Радимом на его корабле. Все равно словене одни с ним не справятся.

Его решение не понравилось Асбьерну. Ярл привык к своему драккару, пусть не такому большому и грозному, как другие, и не хотел отправляться в поход под чужим парусом.

– Если людей не хватает, пусть на острове остается словенский корабль, – ответил он конунгу. – А Радим с дружиной поплывут на моем. Я не ходил на лодье, принадлежавшей Олавссону, я не знаю ее и, по правде сказать, у меня не лежит к ней душа. Я бы согласился испытать ее в море, но только не теперь, когда нас ждет бой.

– Я тоже не знаю, хорош или плох этот корабль, – отозвался Эйвинд. – Но я знаю тебя, Асбьерн. Мне нужен этот драккар, и я верю, что ты сумеешь справиться с ним. Не зря же тебя называют Счастливым.

Корабли приготовили быстро – поставили мачты, убрали под палубу оружие, луки и стрелы, повесили на борта щиты. Те, у кого были семьи, прощались с родными, обнимали жен и детей.

Из воинов только Хаука не брали в поход. Он еще не окреп, раны его полностью не затянулись, и толку от него в бою было бы мало. Так сказал Эйвинд, и Хаук не посмел перечить вождю. Невеста, рыжеволосая Гуннхильд, привела его на берег, и теперь он с завистью поглядывал на друзей, сновавших туда-сюда по сходням. Они будут сражаться за конунга в битве, которую тот ждал четырнадцать зим… а его оставляли на острове с женщинами, стариками да малыми детьми. Вот неудача!

Йорунн приделала к Перуновой секире шнурочек и надела оберег на шею мужу.

 – Носи его, не снимая, – попросила она. – Он пригодится тебе в бою. И возвращайся с победой.

– Обещаю, – Эйвинд ласково коснулся ее щеки. – А ты ничего не бойся. У нас четыре драккара, у Стервятника три. Вряд ли нынче ему улыбнется удача.

Йорунн знала, что накануне конунг ходил в святилище и принес щедрые жертвы Одину и Ньёрду, и не сомневалась в том, что боги и теперь будут благоволить Эйвинду. При мысли о разлуке не закипали слезы в глазах, не сжималось от боли вещее сердце. Это был добрый знак.