Он признал это с неохотой. Было для взрослого здорового самца в бедности что-то постыдное. Ну и не так он прост, как кажется, если очень понадобятся деньги, всегда может занять у братьев. И тут же взбесила мысль: а что, если она сейчас побежит предлагать себя другим?
— …Да и вся стая на мели, — добавил. — Если этого хотела, то можешь уходить, ловить здесь нечего.
Эх зря так рубит с плеча. Можно ведь сторговаться, чтоб не дорого. Сколько она может попросить? Оборотень оценивающе оглядел худое тело с растерянными глазами. Десять монет? Серебряный? Девчонки, торгующие любовью, обычно выше цену не поднимают. Но тут, в отсутствии конкуренции…
Бёрк не сразу, но все же поняла: её приняли за весёлую девочку. Как они зарабатывают на жизнь, она примерно знала, в их глуши они тоже иногда останавливались. Это было обидное подозрение, и Бёрк расстроилась. Да как он мог так подумать?! Продажные ведь совсем другие. Разряженные, полуголые, жутко раскрашенные. Они пристают ко всем мужским особям и предлагают… неприличное! А она… Ведь она пришла только к нему. И ничего не просила.
Орчанка всхлипнула. От обиды хотелось плакать, но объяснить настоящую причину своего отказа она не могла. Даже наедине с собой девушка никогда не произносила вслух слово «альбинос», оно было подобно ужасному ругательству для неё. Сказать его было бы все равно что признать себя уродом.
Оборотень терпеливо ждал, не сводя с неё голодного взгляда — он собирался все выяснить.
— Сколько хотела за это? — мотнул головой на завязки штанов, выглядывающие из-под куртки.
Бёрк обижено засопела.
— Я не такая, — буркнула она сквозь сжатые губы.
— Нет? — В вопросе просвечивали радость и облегчение. — А если пришла за другим, то чего ломаешься?..
Орчанка отвернулась, пряча глаза, наполненные слезами. Что ответить? Правду?
— …Не понравилось? Так и скажи, — напирал Гелиодор. — Держать не стану. Двери не заперты. Вали.
— Я болею, — еле слышно пропищала девушка и всхлипнула.
— Что? Болеешь? — нахмурился Гел.
Вот что она выдумала! За нос будет водить, пока на колени не поставит?!
«Да, дурак безмозглый, я болею! — хотелось крикнуть девушке ему в лицо. — Я уродливый орк-недоросток с белой кожей! Можешь начинать смеяться. И не забудь растрепать всем своим дружкам. Или кто там они тебе?»
— Иди гномов дури, кури…ца! — психанул Гелиодор, но на последнем слоге запнулся.
«С прискорбием сообщаю тебе, Гелиодор, ты дурак! У зазнобы бабское недомогание, а ты только сейчас это понял».
Конечно, он чуял кровь. С самого начала чуял. Но она, как вся девчонка, пахла маняще. Не отталкивая, а притягивая. Кровь от ран другая — она настораживает. Её запах пыхает ядовито-алым, предупреждая: беда. А кровь самки — она влечет, манит обещанием: останься рядом, и скоро я буду готова зачать новую жизнь. Бабья кровь — это как знак здоровья, как шанс отпечататься в вечности…
«Ну и кто ты после этого? Оборотень? Да ты старый ёж, — поздравил себя Гел. — И девчонку смутил — вон, сейчас расплачется от стыда. Такое пришлось сказать». Самки стеснялись говорить о таком, даже при намеке краснели и терялись.
Оба — и Бёрк, и Гел — теперь были расстроены и смущены. Она села, подтянула колени к подбородку и незаметно стерла навернувшуюся слезинку. Вот и сходила целоваться. То гулящей обозвал, то пришлось признаться, что она — урод.
Неизвестно, как бы они повели себя дальше, но выручили резкие звуки, донесшиеся со стороны лагеря. Ударяли во что-то металлическое.
— Тревога? — испугалась девушка.
Где-то она читала, что так зовут на пожар или в бой. Что происходит? Кто-то напал на хутор? Или подрались оборотни?
— Завтрак, — усмехнулся Гел. — Так дежурный созывает всех к котлу.
Он легко поднялся плавным, словно хищник, движением и поправил одежду.
Бёрк тоже встала и стряхнула с себя солому. Увидела на полу ленту с волос и заспешила переплести распущенную косу. Оборотень успел полностью растрепать ее, пришлось расчёсываться пальцами.
— Ты голодная?
Гелиодор уже спрыгнул на землю и с интересом наблюдал за орчанкой.
— Я?
Бёрк оторопела от неожиданного вопроса. Зачем он спрашивает? Почему еще не ушел? Ведь товарищи наверняка ждут.
— Ты! — засмеялся и показал крупные клыки. — Есть хочешь? Я вот проголодался.
Бёрк растерялась. Что ответить? Да, она голодная, но ему-то какое дело? Пусть уже уходит, а она побежит дамой. Там оставалось немного вчерашней похлебки и сухари, еще есть капуста. Урчание в животе выдало ее с головой.
— Голодная, — усмехнулся Гел. — Подожди меня здесь, — остановил ее, не дав выпрыгнуть из телеги, — сейчас что-нибудь принесу.
— Не надо, я…
— Жди. Здесь, — словно припечатал ее к месту. — Я быстро.
И пропал из поля видимости.
«Все-таки оборотни… странные, — подумала Бёрк и стала завязывать платок. — Непонятные».
Вот кто другой нацеловался бы так с ней и быстрее отправил домой. Да еще пинка бы дал. А этот не пустил. Может, хочет продолжить? Да, наверняка сейчас сходит поест и вернется, потом они снова будут целоваться.