— Жасмин и абрикосы, — ответил оборотень на немой вопрос девушки. И как у него получается ее понимать? Всего второй день знакомы, а он будто мысли ее считывал. — У тебя лицо, — Гелиодор обвел в воздухе круг, — выразительное. — Будто подтверждая свои слова, стал рассматривать ее. Внимательно, с интересом. Прошелся ото лба к носу, опустил взгляд на губы. — Иди сюда. — И, торопливо оттолкнув пустую тарелку, потащил Бёрк в темноту укрытия.
Мельком девушка успела заметить, что ворох соломы стал пышней и опрятней. Сверху уже лежала не пыльная тряпка, а чистое покрывало. Увлекая вниз, Гелиодор аккуратно уложил Бёрк на свежее ложе. Бархатное, почувствовала, притронувшись рукой. Приятное и теплое, словно летний день. А губы оборотня были горячими и сегодня особенно нетерпеливыми.
— Когда ты думаешь, они так и ходят, — зашептал, оглаживая ее брови. — Радуешься — расходятся, сердишься — почти соединяются, а когда удивлена — взлетают вверх и смахивают на крышу домика.
Гелиодор то ли привык, то ли оголодал, но сегодня орочья девка не казалась уже такой страшной, как вчера, с похмелья. Скорее она была необычной. Мелкой, худой и ужасно одетой. Опять напялила этот жуткий платок. Нужно будет изорвать его или сжечь. Представив, как уничтожает ядреную тряпку, оборотень ухмыльнулся и прижался ртом к тухлым губам смески. Стащил с ее головы платок и сунул незаметно в свой карман.
Бёрк вспыхнула. Как же действует на нее его голос! И от губ сразу загорелось внутри, словно положила в рот стручок жгучего перца, но это было приятно. Оборотень дохнул сладким жасмином и свежестью чего-то лесного, поднял ее руки и закинул на себя, намекая — обнимай.
— Когда ты близко, голова не слушается. Ничего не соображаю. Как думаешь, почему?
Зачем спрашивает? Неужели считает, что Бёрк знает ответ? Не знает. И сама постоянно задается вопросом — почему? Почему он с ней, а не с… Полли, например?
Рука оборотня уверенно поползла по телу затрепетавшей жертвы. От лица вниз, к потрепанной курточке, обошла пуговицы, почувствовав, как напряглась орчанка, стоило только прикоснуться к деревянному кругляшу. Хорошо, не сейчас. Дальше. Холмик. Небольшой, приятный, упругий. Как хотелось мять его голеньким, без всех преград, и увидеть, наконец, форму и цвет сосков. Но пусть пока так. Иначе Гел не сдержится и возьмет свое, забыв про бабскую хворь. Сегодня будет просто изучать — осознано, трезво.
Губы распаляли, и Бёрк снова поплыла, перестав следить за перемещением бесстыдных рук. А они лапали нагло, по-хозяйски. Опытный кобель знал, что поглаживать. И пусть. От этого так сладко замирало в животе. И пробудилась смелость. Не только языком Бёрк повторяла движения мастера. Ладонями орчанка прошлась по широким плечам и с удивлением поняла, что от своих прикосновений к оборотню испытывает удовольствие не меньшее, чем от его ласк. Как приятно трогать твердый рельеф мышц, скрытых под рубашкой. Такая мощь. И твердый, как камень, пресс. Увлеклась. Забылась и пропустила момент, когда его пальцы пробрались под рубашку.
Нашел все-таки слабое местечко. Внизу под курточкой. Потихоньку развязал хитро затянутый шнурок на штанах и вытащил край рубашки. Сунул руку, и девчонка подскочила как ошпаренная. Сразу очнулась от морока возбуждения.
— Нет-нет-нет… — забормотала и замотала головой, уворачиваясь от поцелуев. — Нет, пожалуйста, не надо.
Уперлась руками ему в грудь и отталкивала. Гелиодор перехватил тонкие ладони и припечатал к покрывалу над головой. Хищник внутри жадно облизнулся — любил, когда добычу нужно изловить, ведь на все согласные овечки не так интересны. Хватило силы держать одной рукой. Второй юркнул обратно под куртку и навалился сверху.
— Не надо, — продолжала просить Бёрк — вот-вот заплачет. — Пожалуйста, я ведь заболею.
— Тише, — беспроигрышный прием — шептать на ушко и ждать, пока устанет сопротивляться. Сдастся. — Я немного… Хочу только дотронуться… — И нежно проложил дорожку поцелуев от виска к губам.
Он не задирал куртку. Только гладил горячими пальцами живот, трогал пупок, обводил его неспешно по кругу, ласкал. И Бёрк выдохнула с облегчением. Кажется, оборотень не станет ее раздевать. И смотреть на голое тело тоже не будет. Только потрогает. Тогда пусть, это приятно.
Обеденный гонг нарушил сказочную напряженность. Гелиодор откинулся на спину, и пара словно распалась. Бёрк сразу ухватилась за край рубашки и стала лихорадочно ее заправлять. Шнурки на поясе оказались развязаны. Когда успел? И так незаметно. Она только успела поправить одежду, а оборотень уже расставлял на краю телеги полные тарелки. Сегодня не просто мясной гуляш, а еще и порезанный сыр, и ломти копченого окорока. Мешочек с орехами?!
Бёрк ела смелее. И не забывала хвалить и описывать вкусовые ощущения.
— Мясо другое, — заметила, тщательно пережевывая кусочек.
— Кабан. Зоран любит охотится на кабанов.
— Зоран — сегодняшний дежурный? — посчитала нужным поинтересоваться.
Гел кивнул.
— Говорит, в округе полно кабанов. Ваши что, не охотятся?