Берк. Оборотни сторожевых крепостей

— Неа, — мотнула головой. — Некому. У отца нога больная, он быстро не может бегать, я маленькая, Татимиру лень. Остальные старые.

— А рудокопы?

— Им некогда. Дешевле мешок муки и крупы купить. И солонину с собой привозят.

— Фу-у-у, — сморщил нос оборотень. — Ненавижу солонину. Мертвая еда. Гадость.

Бёрк неопределенно пожала плечами. Может, ему, привыкшему каждый день есть свежее мясо, и гадость, а вот им с отцом, когда щедро подарили остатки засоленных запасов, было очень даже ням!

Когда доели, Бёрк осенило:

— Давай посуду помою! — горячо предложила и схватилась за пустые тарелки.

— Не нужно, есть дежурный, это его работа.

— Но он дежурит в стае, — чуждое слово непривычно легло на язык. Что оно значит? Семья или команда? — А я…

— А ты ела со мной из одной тарелки, так что работы не прибавила.

— Я вот что еще хотела предложить… — Бёрк замялась, не зная, как об этом говорить. Обычно за свои услуги она брала деньги, но Гелиодора она обстирает бесплатно. — Я ведь прачка.

— Знаю, — кивнул самодовольно. Он уже все знал о ней: чем зарабатывает, кто родня.

— Есть что постирать, зашить?

Обед прошел, и отец вот-вот приедет, а Бёрк все никак не могла заставить себя развернуться и уйти. Тянула время.

— Посмотрю. Завтра приходи, если что отыщется, я отдам.

Отвечал коротко. Намекал, встреча окончена.

Бёрк сделала шаг к хутору. Как тяжело он дался. Хотелось вернуться, и чтобы Гелиодор снова обнял. Запнулась, растерянно схватилась за косу, затеребила ее, не зная, что еще спросить.

— Платок! Ты не видел платок? Я все осмотрела и не нашла. Не жалко… но уже холодно, — она сжалась от налетевшего ветерка. — Я заболею.

— Видел. Вот. Держи. — Гелиодор вытащил из кармана свернутую ткань. Встряхнул и сложил квадрат надвое и накрыл ее плечи, как шалью.

— О-о-о! — хлопая глазами, выдохнула девушка. — Какая красота! — и боязливо погладила пальцами.

Платок цвета индиго из тонкой шерстяной ткани был больше потерянного и в десятки, нет — сотни раз дороже. Серебряная вышивка по всему краю, на углах особенно много. На них узор сходился и перетекал в серебристые кисточки.

— Спасибо, но… Это не мой, — завороженно выговорила Бёрк.

— Теперь твой. Взамен того, что… — хотел сказать: «того что я изорвал и бросил в костер. Того, что чуть не взорвал глаза всей стае», но сказал: — того, что выпачкался.

— Как выпачкался? — удивилась орчанка.

В телеге чисто, не мог он вымазаться так, что пришлось нести другой.

— Упал на землю, я наступил, он выпачкался.

Гелиодор отвечал неохотно. Он не очень любил врать.

— Можно постирать.

— И порвался.

— Можно зашить.

— Можно забыть, — прервал и, чтобы отвлечь, поднял платок и накрыл ее голову. — Тебе так этот идет… Взгляд словно сияет. — И совсем не соврал. Густой оттенок синего подчеркнул её глаза, делал их бездонные, словно чистые глубокие озера.

Бёрк забыла, о чем спорила. Оборотень так смотрел. «Какой платок? О чем ты говоришь? Благодари, дурочка».

— Спасибо, — смущенно пробормотала.

Надо же, какая благодарная, и за что? За тряпку. А вот Элириданна отказалась. Нежная эльфийка повертела вещицу в руках и отбросила. Они только начинали встречаться тогда. «Он не подходит ни к одному из моих нарядов, — капризно объявила красавица. — И портит цвет моей кожи. Да и платки я не ношу».

Да, она не носила платки. Диадемы, ожерелья, кольца и браслеты — вот чем украшала она свое безупречное тело. И охотно принимала их в качестве подарков. С того раза оборотень никогда не покупал ей вещи. Только украшения. Из камней — бриллианты или так любимые ею изумруды. К глазам эльфийки они невероятно шли…

Сейчас оборотень порадовался, что задавил в себе злость и не выбросил тогда этот платок. Пожалел уплаченных за него десять серебряных монет. Вот и хорошо, что пожалел, он сейчас пригодился. Теперь можно крутить задобренную девчонку на большее.

— Завтра приходи, — пригласил Гелиодор и первый пошел в сторону палаточного лагеря.

За ними наблюдали. Зоран как бы между делом прохаживался возле крайней палатки, остальные сгрудились у костра. Гелиодор остановился рядом с дежурным и протянул ему грязную посуду:

— Держи. Пустая.

— Сейчас, сейчас все вымою! — радостно ответил Зоран, а сам не удержался и принюхался, наклонив немного голову к руке вожака.

Что хотел узнать? По веселой морде товарища Гелиодор понял: сговорились. И наверняка поспорили, сделали ставки. Вот только на что и на кого?

Бёрк догнала, притормозила, словно хотела еще что-то сказать, но, увидев нахмуренные брови Гела, пошла дальше, к хутору. Зоран проводил ее любопытным взглядом. В нем сквозил интерес, по его затрепетавшим ноздрям было видно — почуял ее сладкий влекущий аромат. И он Зорану понравился, у него глаза так и загорелись. Это взбесило. Яркая вспышка агрессии — и Гелиодор, неожиданно для себя, низко предупреждающе зарычал.

— Что пялишься? — грубо рявкнул на побратима. — Ступай, работа ждет!

— Просто. Занятная… — Зоран, не испугался альфы, но глаза потупил.