Когда Бёрк скрылась из виду, не выдержал и, перекинувшись в зверя, потрусил следом. Куда направилась недотрога, он не знал, пришлось ориентироваться по тонкому шлейфу золотого аромата, испорченного кислятиной разочарования. Под прикрытием придорожных кустов вышел к повороту. Не хотел, чтобы его видели братья или жители хутора — стыдно альфе бегать за зеленым смеском. Просто решил наблюдать издалека, поохранять — вдруг кто-то обидит? Или… начнет приставать.
И точно. На дороге увидел две низкие и тонкие фигуры. Бёрк шла не одна. К сладости его девки примешался запах гномьего самца. Нет, не самца еще, а только входящего в пору созревание недоростка, почти ребенка. Кто это, бездна его задери? Кто позволил приближается к ЕГО орчанке? И что за цветная метелка в руках у этого обрубленного карлика?
Ретик встретился на полпути к дому. Широкая, явно отданная отцом куртка, растоптанные сапоги со сбитыми носами. Одежда на нем всегда была старенькой, но еще крепкой и хорошего качества. Типичный рудокоп, живущий от сезона к сезону. Не богатый, но умеющий зашибить деньгу. В одной руке — узел из рубашки, набитой бельем, в другой — букетик из опавших листьев. Увидел Бёрк, и вечная, немного глупая улыбка, расплылась на все лицо, а щеки предательски покраснели.
— Привет, Бёрк! — молодой гном радостно замахал рукой с осенним букетом.
Его выгоревшие за лето вихры рыжеватых волос, смешно торчат в разные стороны, будто он недавно таскал себя за волосы.
— Привет, — растерялась Бёрк.
Чего это он здесь делает? Орчанка была не рада внезапной встрече, Ретик мог всем разболтать, что видел ее шатания около лагеря оборотней.
— Я вот, — Ретик поднял узел. — Вещи на стирку тебе принес. Еще вчера. Оставил в гостинице, а Полли сказала, что ты болеешь. Что, правда болеешь?
— А… — Бёрк автоматически положила руку на живот и чуть не проговорилась о своем странном недуге, но вовремя прикусила язык. — Так, немного прихворнула.
Гном удивленно оглядел ее — вид у орчанки был вполне цветущий.
— Неужто живот сорвала? — по-своему разгадал он ее жест.
— Ага. Поднимала тяжелую корзину — и оп!
— Сильно? — от волнения, гномьи щеки, побледнели до естественного цвета.
— Уже выздоровела, — поспешила объяснить Бёрк. — Почти…
— Хорошо, — обрадовался гномик. — А то я тревожился. — Признавшись в этом, гном снова покраснел. — Это тебе, — несмело протянул букет листьев.
— Спасибо. — Впервые Бёрк дарили букеты. Она тоже смутилась и, схватив яркие листья, спрятала их за спину. — Ну, я пойду… Мне уже пора….
Бёрк попробовала обойти своего юного ухажера.
— Я провожу. И вещи до дома донесу — они тяжелые.
Как она могла забыть об узле? Ведь это ее заработок! Деньги! Раньше она готова была ночами стирать одежду за лишнюю монетку, а сейчас, встретив оборотня, совсем забыла о работе. Сколько она уже не бралась за мыло? Два дня? Три? Совесть стала покусывать ее тонкими мышиными зубами.
— Если хочешь… Если тебе не трудно.
Они шли к ее дому по разным сторонам дороги. Шагали торопливо и перебрасывались ничего не значащими фразами о погоде, гостинице и новых соседях. Оба были смущены.
Гелиодор наблюдал за ними из зарослей дикой бузины. Волк изо всех сил сжимал челюсти, чтобы не зарычать. А чего стоило сдержаться и не наброситься на коротышку! Ритик шел и не подозревал, что мысленно оборотень уже перегрыз ему шею. Его спасало только то, что он не пытался приблизиться к девушке и не прикасался к ней.
В лагере Гелиодор налетел на Тумита. Одна шутка — и набросился на побратима с жестокостью зверя. Потрепал. Хорошо потрепал. Пусть знает. Опомнился, когда выдохся. Огляделся. Стая ошарашено смотрела на их скрученные тела. Стояли вокруг, но не вмешивались. Лица шокированные. Никогда раньше Гелиодор и Тумит не дрались, они даже не ссорились. Все конфликты сводились к обмену шутками. Он — семья. Брат, пусть и не по крови, но ближе его никого нет.
— Тум… — растерянно заговорил первым. На руках кровь, одежда порвана. — Бездна! Прости! Не знаю, что нашло.
— Да ладно, — с веселой улыбкой ответил Тумит. — Буду впредь лучше следить за своим языком. — И тут же с перекошенной мордой схватился за поломанную руку.
— Тебя словно подменили, — удивлялся Тумит вечером.
Они уже улеглись в свои постели, но еще не спали. В двухместной палатке было темно, и от того, Гелиодору стало легче говорить. Его удивляла собственная реакция. Раньше ни к одной самке такого не испытывал.
— Не знаю, что со мной. Понимаешь, — он отбросил одеяло и сел. В темноте ему было легче быть искренним. — Даже когда кто-то смотрит в ее сторону, я… нервничаю. — Альфа запустил пальцы в волосы. — И то, что о ней думают, ловят ее запах… Бесит! Она моя! Сладкая…
— Понимаю, — с сочувствием отвечал Тум.
Его рука почти срослась и сейчас тупо побаливала. Он выпил обезболивающую настойку и его клонило в сон.
Гелиодор глянул на брата раздражённо. Не нравилось, что он тоже вдыхал ее запах.
— Ничего не могу с собой поделать, — горько вздохнул.
— Понимаю.