От неожиданности Бёрк дернулась и попыталась оттолкнуть оборотня, но Гел только сильнее стиснул зубы и захрипел, изливаясь в нее снова. По его широкой спине крупными каплями тек пот, тело дрожало. Громкие стоны Гелиодора постепенно стали утихать, переходя в тихое постанывание. Дрожь тоже сошла на нет.
С трудом разжав зубы, мужчина наконец оторвался от тонкого плечика девушки и тут же стал зализывать укус, торопливо стирая языком выступившие капли крови.
Некоторое время они оба тяжело дышали и молчали, приходя в себя. Первым очнулся Гелиодор. Он перевернулся на спину, увлекая за собой Бёрк, уложил ее сверху на себя и стал гладить её спину.
— Ты укусил меня? — удивленно спросила Бёрк, когда немного опомнилась.
Она с опаской потрогала маленькие ранки, которые от слюны оборотня уже начали затягиваться.
— Да. — Он был удивлен своим поступком не меньше Бёрк. — Если хочешь, можешь тоже меня укусить. — Гелиодор лежал, прикрыв от удовольствия глаза, и удовлетворённо улыбался.
— Зачем? — непонимающе уставилась на него Бёрк.
— Есть у волков такой обычай… — Расплывчато объяснил Гел.
Он сам толком не помнил всех подробностей, знал только, что иногда пары оставляли на шеях друг друга так называемые парные метки. Традиция, вымиравшая вместе с его расой. Сейчас он ломал голову, почему его звериной стороне захотелось пометить оркову девку. Никогда раньше с ним такого не случалось. Видно, все из-за голода — слишком долго она морочила ему голову. И это странная ревность… Вот звериная сущность и поставила оградительные знаки, чтоб никто больше не зарился на чужое.
— Но ведь тебе будет больно, — пожалела обидчика наивная глупышка. Уже забыла, что минуту назад боль причинили ей.
— Вовсе нет. Это как… комариный укус. У нас, оборотней, вообще чувствительность притупленная… — соврал Гелиодор и опять удивился сам себе.
Зачем ему это? Зачем провоцирует девчонку на ответную метку? Но сама мысль о ее маленьких зубках, прокусывающих его шею, вызвала новый прилив возбуждения.
— …Что смотришь? Или зубы недостаточно остры? — Гел с вызовом откинул голову назад, подставляя тоже место, что пострадало у Бёрк от его зубов. — Орочьи клыки не могут пробить шкуру оборотня? Да?
В глазах Бёрк загорелся озорной огонек. Она наклонилась, глянула на Гелиодора, давая последний шанс отказаться.
— Орочьи клыки острее ножей! Р-р-р… — И маленькие зубы вонзились в шею оборотня, стараясь прокусить.
Она стиснула челюсти и от натуги даже зажмурилась, а когда решила, что дело сделано, разжала зубы и посмотрела на место укуса.
— Больно? — Из крошечных ранок выступили капельки крови и у Бёрк от стыда загорелись щеки.
— Больно? От поцелуя зеленого комарика?
Что-то странное сейчас было во взгляде оборотня. Что-то печально-щемящее. Будто он увидел давно почившую любовь, по которой долго тосковал, но так и не смог забыть.
— Прости.
Бёрк почувствовала себя виноватой в этой его непонятной грусти и, чтобы исправить свою обиду старательно облизала место укуса, как это делал он. Огладила, обласкала и с удивлением поняла, что под языком уже не ранки, а твердые жгутики шрамов.
— Они заросли! — не веря своим глазам, Бёрк погладила пальцами белые полосочки.
Они не кровоточили и уже превратились в еле заметный отпечаток ее зубов — два светлых полумесяца на смуглой коже.
— Ты имеешь дело с двуликим, глупышка. — Гелиодор расхохотался от ее удивленного взгляда. — На нас все зарастает быстрее, чем на собаках. Ты что, не слыхала?
— Забыла.
Она снова провела по отметке пальцами. Кожа совсем срослась, — только легкие выпуклости еще чувствовались на поверхности. Наверное, шрамы пропадают у оборотней не сразу. Они все-таки не волшебники, нельзя вот так, раз и стереть.
— Забыла… — Он перехватил руку и поцеловал ее. — Глупышка… Моя глупышка, — тихо шептал, обнимая. — Моя… Моя…
За кроны деревьев скатывалось уходящее солнце. Воздух заметно остыл и на потных телах стали проступать мурашки. — Какой сегодня был теплый день, — шептала Бёрк.
Её голос немного осип от долгих стонов и криков.
— Жаркий… — Оборотень задумчиво накручивал на палец зеленоватый локон.
— Наверное, это последний такой, в этом году.
— они вместе повернули головы и смотрели, как за неровную гряду леса словно стекает оранжевы диск.
— Наверняка… У нас, оборотней, такой день зовут «последний поцелуй лета». После него приходят заморозки, листья совсем опадают…
— Нам нужно возвращаться. Отец будет волноваться.
На хутор въезжали в сумерках. Гелиодор смело подкатил повозку к крыльцу орочьего дома. Бёрк протестовала, спорила и хотела спрыгнуть еще возле речки — не позволил. Дело сделано, и прятаться дальше он не собирался. Нравится это старику или нет, а Бёрк будет теперь греть постель оборотня.